Светлана Балабанова - Заколдованный клад

Стесав до крови колени, изодрав порты, Василий остановил падение и распластался на косогоре. Страшно держать ответ за порванную одежду, но куда страшнее возвращаться домой без брата.

– Глебка! Глебка! Ты где? Глебушка, родненький, отзовись! – скулил Васька, сжавшись от боли и испуга.

Снизу, из-под земли, послышался детский плач. Василий раздвинул стебли полыни и увидел в горе провал.

– Глебушка! Глебушка! Вылезай! Пойдём домой, а то папаня бить будет, – жалобно позвал он в темноту.

– Не могу, ногу поранил, наступить больно, – плакал маленький Глеб.

Василий сорвал на склоне лопух, поискал лист подорожника и нырнул в темноту. Глеб сидел на шершавом камне и ныл, обхватив разбитое колено руками. Поплевав на целебный листок, Василий приложил подорожник к царапине и для верности примотал к ноге сверху лопух. Глеб успокоился и прекратил хныкать.

Васька с любопытством огляделся. В подземной норе было зябко и сыро, но любопытство взяло над страхом верх. От стекающей с глиняных сводов влаги и попадающих за шиворот капель мальчика бил озноб. Узкая на входе расщелина значительно расширялась в глубину. Не смотря на сгущавшуюся темноту, Василий решил повнимательней осмотреть находку.

– Знатный будет схорон, если случится играть с ребятнёй в разбойники, – размечтался он.

Сделав всего несколько шагов, Васька обнаружил сложенную из известковой породы арку и проход, ведущий в недра горы. На камне возле входа в галерею мальчик обнаружил замотанный в тряпицу сверток. В нём хранились пропитанные маслом тряпицы, лучины и кресало, чтобы высекать огонь. У Василия от нетерпения загорелись глаза.

– Глебушка, милый, иди, посмотри на чудо. Давай посмотрим, куда каменный коридор приведёт?

– Колено болит, есть хочу, – принялся кукситься маленький Глеб.

– А помнишь, как мамка рассказывала про разбойника Опту. Может, припрятанные сокровища здесь найдём.

– Ладно, слазаем недалече, да на чужое добро поглядим, – степенно согласился хозяйственный Глеб.

Василий шёл впереди брата и освещал лучиной дорогу. Глеб, прихрамывая, тащился следом. Узкий коридор поднимался в гору. Исчезла на стенах осклизлая плесень. Влажная глина не чавкала под ногами. Внезапно Глебка испуганно вскрикнул. Впереди мерцал тонюсенький огонек.

– Васька, это духи указывают, где зарыт клад.

Братья ринулись вперёд, вдохновлённые скорой наживой, и упали на известняк, сбитые с ног невидимым в темноте препятствием.

– Ай-ай-ай! Мамочка! Братик, спасите, черти меня за ногу держат и в ад к себе волокут! Спасите, родные! – тоненьким, заячьим голоском верещал испуганный Глеб.

Васька поднял с пола тлеющую лучину. Дрожащий огонёк вспыхнул вновь и выхватил из темноты перегородившую проход кучу тряпья. Парнишка поддал кучу ногой. Истлевшее тряпьё осыпалось и обнажило ржавую цепь, желтоватые кости и череп с редкими, приклеенными к вискам прядями седых волос. От неожиданности Васька ахнул, а Глебка снова заголосил в полный голос.

На потревоживших покой мальчишек проваленными глазницами смотрел и скалил редкие зубы прикованный к стене скелет.

Глебка прижался к брату.

– Да, перестань ты трястись, малой! У разбойников так заведено, что покойники клад стерегут. А ты мертвецов не бойся. Они смиренные лежат себе тихо и никого не трогают, – заговаривал зубы младшему брату, струхнувший не на шутку старший брат.

– А что, Васька, славная цепка на стене висит. С такой двухлетка бычка на привязи можно держать, – приободрился прижавшийся к брату Глеб.

Стараясь не потревожить усопшего, братья перешагнули через гнилые кости и осыпавшееся тряпьё и устремились к манившему их источнику света.

На стене под закопченным ликом Николая Угодника, мерцала крошечным светлячком лампада. Рядом с ней виднелось оконце размером с мужскую ладонь. За куском слюды братья разглядели высеченную в горе пещеру и лежащее на каменном выступе покрытое саваном тело. Неверное пламя коптящей лампады выхватывало из темноты длинные зубы, пергаментное лицо, и сжимавшие на груди распятие костлявые руки усопшего.

– Почто человека замуровали? – дрожащим голосом спросил Глеб.

– Думаю, что подземный ход к монастырю ведёт, Помнишь, матушка нам рассказывала, что в старые времена принял обет затворничества какой-то монах. Он велел замуровать себя под землёй. Хотел без помех за грешных мирян молиться. Перед нами его нетленные мощи.

Братья перекрестились и в два голоса забормотали «Отче, наш!» Желание найти клад в подземелье у них значительно поубавилось.

Впереди послышались человеческие голоса. По галерее спускались люди.

– Замри! – приказал брату Василий и погасил огонь.

– А не тяжела ли мирская ноша, брат Серафим? – гнусавил тщедушный монах, освещавший путь согнувшемуся под тяжёлым мешком своему могучему товарищу.

– Такая ноша не тянет, – отозвался басом монах, мужчина истинно богатырского сложения.

К счастью, кладовая, куда монахи держали путь, находилась выше того места, где замерли, прижавшись к стене, испуганные ребятишки. Забренчал на двери тяжёлый замок, звонко бухнула дубовая, обитая железом дверь. Брат Илларион вложил факел в приделанное к сводчатой стене кольцо. Щёлкнул запор распахнутого Серафимом ларя, и подземелье наполнил звон пересыпаемых из мешка монет.

– Нет ничего прекрасней пересыпаемого в хранилище серебра! – склонился над сундуком Илларион.

Серафим посторонился, отошёл в сторону и с удивительным равнодушием взирал, как его худосочный спутник горстями пересыпает монастырские сокровища.

– Богатое пожертвование сделал царь Пётр. С такой казной к осени купола золотить будем, – вознёс хвалу Господу и государю Илларион.

– Каменные стены вокруг монастырского двора поднимать надо, да сторожевые башни ставить! С трёх сторон батюшка Нугрь дорогу на Москву бережёт, а с четвертой ровное поле. Что делать, если турки снова на Русь пойдут? За православную веру с оружием стоять надо! – огладил широкую бороду могучий монах.

Подглядывая через щель, братья не успевали пересчитывать монастырское добро. Чего только не было в кладовой. Одних только кованых сундуков здесь хранилось столько, сколько у Глеба пальцев на одной руке. А ещё мешки с рухлядью, лисьи да бобровые шкуры, бухты пеньковых верёвок, бочки с медом, кругляши плавленого воска, да всего и не перечесть. Закончив важное дело, монахи заперли кладовую и отправились восвояси, а ребятишки пустились в обратный путь.

Они вернулись в избу, когда в храме закончилась служба, а прихожане разошлись по домам. Насупленный отец сидел под образами во главе праздничного стола и мазал хреном дрожащий от его гнева студень. Званые в гости отцовские братья давно смели нехитрую снедь, обглодали петушиные кости и, насытившись, не спеша, цедили мутную брагу, закусывая её мочёными грушами. Разговор шёл о царе, о его нерусском кафтане, о ценах на осенней ярмарке на пеньку и хлеб. Их жёны в цветастых, набивных платках черпали деревянными ложками ягодный кисель и заедали его маковыми пирогами. Уставшая от хлопот мать доила в пригоне корову.