Валерий Ковалев - Человек войны

Впрочем, на фронте, моряки их не носили. Как правило, это были солдатские, с расстегнутыми воротами гимнастерки, а под ними синел непременный атрибут – тельняшка.

Говорят, количество неизменно переходит в качество, что правда. Вскоре неразлучная тройка стала ассами своего дела, и группе стали давать еще более ответственные задания. Глубинную разведку и диверсии

Однажды, устроив засаду на дороге, они захватили штабной автомобиль с четырьмя румынскими офицерами, потом рванули немецкий склад с боеприпасами, были и другие, не менее интересные мероприятия.

Как известно, слава порой кружит голову. Так случилось и с группой Вонлярского

В одном из поисков, безрезультатно полазав трое суток по фашистским тылам, злые и оголодавшие разведчики, возвращались в бригаду не солоно хлебавши.

Непруха* пошла с самого начала.

Первой ночью они нарвались на вражеский «секрет» и едва унесли ноги, а под утро второй вляпались в болото, где на виду у немцев просидели весь день в камышах, под кваканье лягушек и комариный зуд, кляня все на свете.

Теперь, выйдя на соседнем участке к своим, разведчики гуськом топали по дороге и угрюмо молчали. По ней изредка проезжали грузовики, высоко в небе в беззвучных облачках разрывов, плыла немецкая «рама»*

– Вот придем, а Никола скажет, «брешете, не иначе припухали на хуторах, пили самогонку» – глядя на нее, нарушил молчание Жора.

«Николой» разведчики звали меж собой ротного и уважали.

Тот не прятался за спины подчиненных, сам ходил в поиски, не робел перед начальством.

– С него станется, – пробурчал Петро, а Дим лихорадочно искал решение.

И оно явилось. В лице группы пленных немцев, сопровождаемых двумя нашими пехотинцами.

– Разведка, закурыть е? – понимающе окинув взглядом пятнистые маскхалаты,– вопросил старший, пожилой ефрейтор в выцветшей гимнастерке и с двумя нашивками за ранение.

– Держи отец, – пробасил Жора, протягивая ему открытую пачку.

– Усим хальт! – обернулся ефрейтор к понуро шагавшим фрицам и, потянув оттуда сигарету, сунул ее под прокуренные усы. Жора щелкнул зажигалкой.

– Гарно жывэтэ хлопци, – с наслаждением затянулся автоматчик.

– По разному бывает, – вступил в разговор Дим, после чего кивнул на немцев, – откуда эти вояки?

– Это, браток так сказать, ишаки, – поправив на плече карабин, сказал второй пехотинец. Небритый и в плащ палатке. – У нас в части всех ишаков побило, ну мы и используем этих. Как тягловую силу. Таскают на позиции воду, шамовку* и боеприпасы.

– Разведчики переглянулись (у них возникла единая мысль), которую Дим тут же воплотил в реальность.

– Слышь, батя – наклонился он к старшему. – Дай нам на время вон того, мордастого, – и ткнул пальцем в рыжеволосого крепыша, с нарукавным шевроном роттенфюрера СС на рукаве мундира.

– Та бери сынок, – махнул рукой тот. – Мы соби ще достанэмо.

– Ком цу мир*, – поманил к себе рыжего Петро. И расплылся в улыбке, – мы тебя долго искали.

Когда добычу представили по назначению, комбриг Мурашев с начштаба Власовым, несказанно обрадовались.

Вызвали начальника наградного отдела и посулили героям по второй «звездочке».

– Служим Советскому Союзу! – бодро рявкнули моряки, а Жора обнаглел и попросил выдать им спирту для растирки. Мол, очень уж продрогли в болоте.

Но спустя несколько дней, обман раскрылся. Потому как комбриг сделал то, на что друзья не рассчитывали. Отправил «ценного языка» через пролив, прямо в штаб фронта. А там опытным в допросах спецам, немец рассказал, что обретается в плену уже вторую неделю.

На горизонте замаячил трибунал. Но Мурашев превыше всего ценил смелость (чего у ребят хватало с излишком) и молодые судьбы ломать не стал.

– Вам светит лет по пять или штрафбат, – сказал понуро стоящей перед ним тройке, расхаживая по блиндажу и скрипя хромовыми сапогами

– Но есть выход, – остановился. – Притащите мне следующей ночью офицера, и я все забуду. Вопросы?

– Спасибо, товарищ полковник, – ответил за всех Дим, – обязательно притащим. А то, что случилось, больше не повторится.

– Повторится – расстреляю, – жестко сказал комбриг, обведя всех глазами – Идите.

Языка, немецкого майора, группа доставила в штаб на рассвете, и служба покатилась дальше. По накатанной. Бои, атаки, глубинная разведка.

Как-то раз, вернувшись с поиска, ребята нежились на весеннем солнце близ землянки и рассуждали о войне. Когда она кончится.

– Думаю скоро, – глядя на плывущие вверху облака, сказал Жора. Немец не тот пошел, чувствую, выдыхается.

– Ага, не тот, – смазывая трофейный «вальтер», цикнул в сторону слюной Петька. – Вот помню, когда освобождали Новороссийск, в сорок третьем

Рубились мы с ними тогда страшно: шмаляли* друг в друга в упор, ломали кости и грызли зубами горло. А когда гадов выбили из города в порт и стали там кончать, наблюдали занимательную картину.

На уходящую в море эстакаду, вылетел мотоцикл с коляской и тремя сидящими на нем немцами. Двое палят во все стороны и вопят «Хох!». А затем полет вверх и на полном ходу бац в залив, только брызги полетели.

– Красиво,– мечтательно протянул, жевавший травинку Дим. – А что дальше?

– Два всплыли, мы их перестреляли, – вщелкнул в рукоятку обойму Петр. – Для полного коленкора.

– М-да, – философски изрек Жора, – те фрицы не эти.

Спустя пару недель, с разведчиками случилась трагикомическая история, несколько поколебавшая их уверенность.

В очередном поиске они вырезали фашистский «секрет», а старшего, приземистого крепыша, оглушив по кумполу гранатой, прихватили с собой, как законную добычу.

Бесчувственного ефрейтора связывать не стали, а подтащив к песчаному обрыву, столкнули вниз, чтобы поменьше тащить, экономя силы.

Когда же Дим съехал на заду вслед за ним (ребята чуть замешкались, обыскивая убитых), пленник оклемался и заскакал по берегу в сторону своих. Старшина в полной темноте бросился за ним и нарвался на неприятность.

Фриц резко тормознул, пригнулся и Дим перелетел через него, здорово стукнувшись башкой о камень. В следующую секунду крепыш саданул его под дых, взвалил на плечо и, сопя, порысил дальше.

Спас положение Жора. Учуяв неладное, он рванул по кромке обрыва на звук, сиганул вниз, и все трое сцепились в рычащий клубок. Потом в воздухе мелькнул богатырский кулак, фашист обмяк и выпустил из рук горло Дима.

– Жилистый гад, – сказал Петька, когда спустя час, потные и вывалянные в песке, они отдыхали, затаившись в неглубоком, ранее примеченном в береговых скалах, известняковом гроте.

– Не то слово, – щупая на голове здоровенную шишку, скривился Дим. – Чуть не задавил меня, падла.

Где-то рядом тихо шипел прибой, у горизонта светлело небо.