Виктория Гендрик - Найти друга

Во время фуршета мы с Юрием мило пообщались и договорились действовать самостоятельно, не связывая друг друга своим решением по поводу поездки в Париж, что, по умолчанию, означало: ни при каких обстоятельствах, свою компанию не будем навязывать друг другу.

….. Уже дома, поразмыслив и посоветовавшись с мамой, к ее большому удовлетворению, я решила воспользоваться представившейся мне возможностью. У моей мамы особенное отношение к Франции. Пять лет назад ей, наконец-то, удалось навестить свою двоюродную сестру, давно живущую в Париже. Домой она вернулась восторженная, постоянно вспоминая, что вся французская родня находила ее «истинной парижанкой». Тут вспомнились и особенности ее воспитания, и ее дворянское происхождение! Наша жизнь с тех пор претерпела массу изменений. В пять часов дня мы теперь пьем чай, причем из фарфоровых чашек, к которым во время моего детства, нельзя было даже прикасаться! Из потайных шкафчиков было вытащено столовое серебро и посуда, которая раньше доставалась лишь по праздникам, а теперь была у нас в ежедневном пользовании! Рацион питания в нашем доме также коренным образом изменился: никакой картошки, никакого хлеба, но обязательно пирожное к утренней чашечке кофе и свежие фрукты! Мои любимые пирожки теперь под запретом, так как многие запахи стали мою маму раздражать. И что интересно, мама действительно похудела, постройнела, я бы сказала, помолодела несмотря на то, что перестала красить волосы.

К Пьеру, моему бывшему французскому приятелю, и его матери, с которой она некоторое время находилась в переписке, она испытывала особое расположение. На английском языке, которого моя мама практически и не знала, поздравляла его семью со всеми праздниками, а с самим Пьером переписывалась по электронной почте. Мама была просто в недоумении, почему я, имея возможность полетать в Париж, еще раздумываю. Ведь, по ее разумению, я просто обязана поддержать Пьера в трудное для того время. Она успокоилась, лишь узнав, что я решила лететь. То, что со мной едет еще какой-то молодой человек, ее совсем не заинтересовало. Моей маме нравился только Пьер, и только его она видела рядом со мной. Она знала, что у Пьера умерла мать, и чтоотец привел в дом другую женщину. Знала, что Пьер сильно переживает, ушел из дома и снимает студию. Не знала только, что уже год, как тот живет с другой девушкой. Мы с Пьером все откладывали посвящать маму в сложившуюся ситуацию. Он, потому что знал ее отношение к нему, а я, видимо, подспудно надеясь, на какое-нибудь чудо. Чудо произошло – у Пьера появился маленький ребенок. Для себя я приняла решение: наконец-то, эту «комедию» закончить и по возвращению из Парижа ей все рассказать.

….. Через неделю я обнаружила на своем рабочем столе конверт с билетом Рига – Париж – Рига и забронированной на мое имя гостиницей: «Республика» с указанием дат. Я хорошо помнила и площадь «Республики» и даже эту недорогую, чтобы не сказать дешевую, гостиницу. Это место было очень удобным для знакомства с Парижем. Рядом все знаменитые бульвары; не так далеко два вокзала, Северный и Лионский; в шаговой доступности площадь Пигаль и кабаре «Мулен Руж», Монмартр с базиликой Сакре-Кер…. В получасовой прогулке по интересным, для меня еще и знаковым, местам Парижа – набережные Сены, Отель де Вилл и Натр-Дам-де-Пари.

По программе обмена студентами весь первый семестр третьего курса я провела в Париже, в Сорбонне. И все это время жила неподалеку от этого места. В Сорбонне я и познакомилась с Пьером. Он заканчивал факультет журналистики. Был веселым, кудрявым, стильно одетым – настоящим французским юношей. Он меня почему-то постоянно смешил, и нам было легко и интересно вместе. Пьер познакомил меня со своими родителями: отец – известный зубной врач, мать – врач гинеколог. Похоже, я им понравилась. По крайней мере, они присылали моим родителям письма с хвалебными словами в мой адрес. Во Франции говорят: «Только тот француз настоящий, у кого есть русские корни». Так вот, прабабушка Пьера была русской из какого-то очень знатного рода. И хотя я приехала из Латвии, и мои родители латыши, маме Пьера было вполне достаточно того, что я говорю по-русски. Как я понимаю, это добавляло мне шарма и загадочности.

Их квартира находилась в прекрасном районе, недалеко от Оперы на бульваре Осман. Совсем рядом Версаль, Елисейские поля, парк Тюильри, Лувр т.д. Факультеты Сорбонны, на которых мы учились, были буквально в нескольких шагах от их дома.

Сколько раз мы с Пьером убегали с лекций, чтобы: побыть наедине, пока его родителей не было дома; побродить по городу; наконец, посидеть в кафе рядом со знаменитым Бельмондо, где, Пьер это хорошо знал, у того всегда проходит ленч. А вечером мы гуляли по многочисленным паркам, ужинали в Латинском квартале или сидели в ресторане, наблюдая за мерцающей в темноте Эйфелевой башней.

….. Вернувшись тогда из Парижа домой, моя любимая Рига показалась мне блеклой и неинтересной. Но, это было лишь до тех пор, пока не появился Пьер. Как ему удалось организовать прохождение своей обязательной трех – месячной студенческой практики в издательстве нашей центральной газеты до сих пор мне не понятно. В издательстве к Пьеру, да еще французу, да еще не владеющим ни латышским, ни русским языками, отнеслись снисходительно и особенно не нагружали. Ну, а Рига в моих глазах снова расцвела разноцветными красками. А мы за это время еще умудрились слетать в Таллинн и Санкт -Петербург. Прощались, как нам казалось, ненадолго. Ведь уже через пару месяцев он, выпускник университета, сможет найти работу, снять квартиру, и тогда, я перееду к нему. Университет, таков был наш план, я должна буду заканчивать в Париже.

Но, судьба была против нас. Как говорится: «Человек предполагает, а Бог располагает».

Летом скоропостижно скончался от инфаркта мой отец, и я, единственный в семье ребенок, естественно не могла сразу же оставить свою мать в тяжелейшей депрессии. Трудности возникли и у Пьера. Он был недоволен ни местом своей первой работы, ни своей зарплатой, и, чтобы реализовать наши планы, старался найти что-то более ему подходящее. Он мне писал, что какая-то его добрая знакомая, из бывших сокурсниц, старается ему в этом помочь. Когда у меня в доме все потихоньку успокоилось и пришло более – менее в норму, выяснилось, что у мамы Пьера рак, причем – последняя стадия. Через пару месяцев ее не стало. Пьер был «маменькин сынок», и ее смерть переживал тяжело. Я присутствовала на похоронах и, стоя рядом с Пьером и его отцом, принимала соболезнования, чувствуя себя членом семьи. Среди сочувствующих нашему горю была и та сокурсница, старающаяся помочь Пьеру в поиске работы. Через пару месяцев его отец привел в дом чужую женщину, что Пьера добило окончательно. Он ушел из дома, сначала жил у какого-то приятеля, затем снял студию, за которую уже смог платить со своей новой зарплаты, полученной на новом месте в издательстве, которым, кстати, руководил отец его «доброй» знакомой.