Кирилл Еськов - Баллады о Боре-Робингуде: Карибское танго

…Да, сеньор Капитан, я тоже так думаю: там они, не иначе как все четверо там, а то отзвонили бы… А раненых, небось, обвешали минами-сюрпризами – слыхал я про такие штучки… Но ведь тогда выходит, что парень-то с девкой – наживка!.. Так точно, не моего ума дело… Авеланжа тоже искать? Есть!

Конкассёр – в своем кабинете на вилле Бишопа. За окном – обрывистый склон, прорезанный крутым серпантином единственной подъездной дороги; приморский город раскинулся далеко внизу.

Капитан в некоторой растерянности отключает связь и вопрошает в пространство:

– Ну, и откуда я им в этой дыре эксперта-минёра найду – вот прям щас? Из Windows?

Тянется было к рации, но та принимается бибикать сама.

На переднем сидении катящего по городским улочкам микроавтобуса (чудеса дивно-эклектичной карибской архитектуры – добавить по вкусу) – Подполковник с рацией-трофеем; он говорит по-французски, имитируя тягучий креольский акцент:

– Здравствуй, капитан Конкассёр. Не узнаешь? Я – Анри Филипо. Это я всадил тебе пулю между глаз в 66-ом, у той кладбищенской ограды на окраине Порт-о-Пренса. А потом раздавил каблуком твои черные очки – ты же знаешь этот наш гаитянский обычай?

…Ну, откуда тебе это помнить – ты в те минуты был обычным трупом, с дыркой в черепе и вытекшими мозгами. Но, оказывается, из тебя после сделали зомби… И как тебе служится, капитан? Как там твой новый Барон Суббота – круче прежнего?

…Как это – «какого прежнего»? Ты успел забыть Папу Дока?.. Но зато я ничего не забыл. Я пришел отправить тебя обратно в ад – считай, что твоя увольнительная кончилась. Четверых твоих людей я уже прибрал – очередь за тобой. Старый добрый армейский кольт сорок пятого калибра, заряженный пулями из самородного серебра… Жди меня, капитан. Я уже здесь. Обернись-ка!

Отключает рацию и назидательно обращается к спутникам:

– Прям хоть вставляй в научно-популярную лекцию «О вреде суеверий»! Он ведь, дурашка, и вправду там, у себя, обернулся… А напуган до пересоха горлышка – по модуляциям слыхать. Ненадолго, я полагаю, но нам и это хлеб.

Крутящий баранку Ванюша с интересом поворачивает голову:

– А кто он был в натуре – этот Конкассёр? Ну, от которого кликуха вышла?

– Это, Ванюша, старая книжка одного англичанина… моего коллеги, между прочим. Был там такой негритянский чекист-беспредельщик, плохой парень. А хорошие парни его в предпоследней главе погасили.

– По понятиям погасили-то?

– А то! У англичанина этого, собственно, все книжки про одно: что иной раз надо отодвинуть закон как пустой стакан и делать по понятиям… Если, конечно, собираешься дальше человеком жить, а не козлом опущенным.

– Надо будет почитать. Это ж типа как детектив?

– Типа как.

– И круто написано? Ну, круче, к примеру, чем у Бушкова?

– По мне – так круче…

В разговор, с заднего сидения, включается Робингуд:

– Я книгу-то не читал, но кино хорошо помню. Это в детстве еще, когда видаков не было… Классный был фильм, сейчас так не умеют. Нынче ведь либо мочиловка на час сорок пять – чтоб кровь с мозгами в потолок брызгали, – либо такая заумь, что нормальному человеку и десяти минут не высидеть… Только я вот чего думаю, парни: зря этот Конкассёр себе такую невезучую кликуху нарисовал. Ох, зря!

Подполковник согласно кивает, роняя с Суховской интонацией:

– Эт точно!

Конкассёр идет по коридору Драконовой виллы: в руке – рация, в глазах – уже не растерянность, а легкая паника. У дверей роскошных апартаментов натыкается на громилу-охранника:

– У себя?..

– Не. В подвале, с барышней.

– Как, уже начал? – Конкассёр неприятно изумлен. – До полуночи-то еще…

– Да не, пока еще только охмуряет, – и охранник ржет так, что кажется звякают хрустальные подвески музейной люстры.

В микроавтобусе – военный совет. Чип:

– Время, время же теряем!

Робингуд только морщится:

– Вольноопределяющийся Крашенинников, усвойте Второй полевой принцип: «Короче – не значит быстрее»; и не надо нас понукать, лады?.. Значит, так. Если они не полные лохи, то колымагу нашу уже ищут. В любом случае, нужна тихая неприметная норка – база операции… Может, снимем бордель – целиком?

Подполковник отрицательно качает головой:

– Стандартная для такой ситуации ошибка – прятаться. Нет, мы должны быть на самом виду. Или даже… Оп-па! Придумал!! Ванюша, крути направо…

Подвал виллы Дракона представляет собою средневековую камеру пыток. Точнее сказать – то, что выдают за таковое в исторических фильмах и идиотских клипах: свешивающиеся цепи, крюки, факелы в стенных скобах. Антураж страдает безвкусной аляповатостью, однако тут, к сожалению, всё вполне всерьез: одну из стен украшает дюжина девичьих головок – и белые, и негритянки, – выделанных на манер голов кабанов и лосей из каминной залы английского замка…

Обнаженная девушка прикована – в позе распятия – к стене; рядом, на длинном верстаке, разложены кошмарного вида инструменты. Дракон расхаживает вокруг, судорожно потирая лапки и периодически подбирая рукавом капающую из уголка рта слюну. Он, как ни странно, белый: лысый хрыч годков пятидесяти, абсолютно ничем не примечательный (ну, вроде как Чикатило).

– Наша брачная ночь начнется ровно в полночь, любимая… у нас еще много времени… Знаешь, я когда-то любил совсем маленьких девочек, но вовремя понял: это не то, совсем не то… То ли дело девушка – юная, но уже познавшая всю прелесть телесной любви… Почему ты не слушаешь меня? – и огорченный маньяк с непритворной нежностью перебирает волосы девушки: та в глубоком обмороке уронила голову на грудь.

Осторожный стук в дверь камеры разрушает эту идиллию. Бормоча ругательства, мистер Бишоп семенит к двери и распахивает ее. На пороге – Конкассёр:

– Прошу простить, Ваша Мудрость, но у нас проблемы! Серьезные проблемы, иначе я бы не осмелился…

– Ну еще бы, мой мальчик! Еще бы ты осмелился тревожить меня по пустякам в Праздник осеннего равнодействия, в час, когда я готовлюсь совершить Большое жертвоприношение! – Бишоп взирает на капитана с ласковой, чуть укоризненной улыбкой, и от этой ласковости на лице головореза проступает неподдельный ужас. – Ты не можешь справиться с проблемой, мой мальчик… ну что ж, бывает. Ты ведь у меня начальник дневной стражи , верно? Хочешь, я переведу тебя в ночную стражу – там будет полегче: думать не надо вовсе… – (При этих словах лицо темнокожего приобретает пепельный цвет.) – Ступай, мой мальчик: у тебя есть время до полуночи; я не буду тебя больше отвлекать…

Дверь камеры закрывается. Оставшийся снаружи Конкассёр отирает рукавом обильно выступивший пот. Поднявшись по лестнице в свой кабинет, он на миг замирает в нерешительности, и с губ его слетает вполне отчетливое: «К-козлина драный…» Потом, явно приняв некое серьезное решение, откладывает рацию и извлекает телефон-мобильник: