Валерий Железнов - Дважды о любви

– Мой центурион, меня задержали в городе неотложные дела, – отчеканил легионер, вытянувшись в струнку, и глядя прямо в глаза своему командиру.

– Что?! Эта смазливая еврейка – твои неотложные дела? Твои солдаты честнее тебя, они не утаили от меня ничего.

Пандира молчал, понимая, что оправдываться бесполезно.

– Ты будешь наказан! Но, помня твои заслуги перед легионом, я даю тебе возможность выбрать наказание. Месяц исправительных работ или кастигаццо 12 12 Кастигаццо – телесное наказание. перед всей центурией. А может быть, сослать тебя во вспомогательную часть на пару лет? Правда для этого придётся побеспокоить префекта лагеря 13 13 Префект лагеря – офицерский чин третий по старшинству в легионе. . Ты хочешь, чтобы он узнал о тебе?

– Кастигаццо, мой центурион, – с готовностью ответил провинившийся декан.

Услышав этот ответ, Руф внутренне улыбнулся. Ему совсем не хотелось позорить ветерана за столь незначительное нарушение устава. Он знал Пандиру давно. Они вместе прошли Панонию и Антиохию. Этот солдат стоил сотни новобранцев, а потому в скором времени и должен был возвыситься до тессерария. Но теперь его карьера приостановится. Центурион одобрил выбор своего солдата. Он бы и сам предпочёл боль кастигаццо позору. Солдат не должен бояться даже смерти, а тем более боли. Позор для легионера страшнее смерти. Правда, публичная порка – тоже позор, но это минимальное наказание, которое мог дать центурион за данную провинность, а значит, и позор минимален. Если же наказуемый выдержит всё стойко, то это, скорее, будет его достоинством, нежели унижением.

– Раздеть и к столбу, – приказал центурион, обернувшись к опциону.

Когда Руф вышел из палатки, виновный в одних штанах был уже у столба, вокруг которого квадратом выстроилась вся центурия. Командир вошёл в центр построения, поигрывая своим витисом 14 14 Витис – жезл, сплетённый из виноградной лозы, символ власти центуриона. . Многие из присутствовавших уже успели познакомиться с тяжестью этого символа власти. Жезл, сплетённый из виноградной лозы, периодически прохаживался по спинам и головам нерадивых воинов.

– Сладкое ли вино тебе подавали в Назарете? – шутя, спросил центурион, нанося первые удары.

– О да, мой центурион, – отвечал спокойно наказуемый.

– Ласкали тебя местные блудницы? – вкладывал в удары всё больше силы Руф.

– Ласкали, мой центурион, – превозмогая боль, говорил Пандира.

– Но тебе показалось недостаточно хмельных ласк? Тебя потянуло на свежатину?

– Вы правы, мой центурион, – улыбаясь уже через силу, произнёс легионер.

– И из-за своего поганого блуда ты нарушил устав, неблагодарная скотина? – требовал ответа командир.

– Нет мне пощады, мой центурион, – из последних сил крепился декан.

– Ну, она хоть дала тебе? Вкусна ли свежая плоть? – с усмешкой продолжал подтрунивать центурион.

– О, это было незабываемо! Я сорвал нераскрывшийся бутон розы, – скрипя зубами, ответил окровавленный Пандира.

– Молодец, легионер! – с видимым удовольствием провозгласил Руф, и со всей силы обрушил тридцать третий удар витисом.

Орудие наказания не выдержало и сломалось. Ноги истязуемого подогнулись, и обмякшее тело повисло на ремне.

– Всем в назидание! – Обратился центурион к своим солдатам. – Дисциплина превыше всего! – И бросил в сторону Пандиры, – отнесите его к лекарю.

Эти огромные карие глаза поразили его с первого взгляда. Он замечал и раньше, что кто-то разглядывает его украдкой из-за занавеси окна, но в первый день не мог разглядеть этих удивительных глаз.

…

Плотника Иосифа нанял вполне состоятельный назаретянин Иоахим для пристройки флигеля к своему дому. Обещал хорошо заплатить, если работа будет выполнена качественно и быстро. Поэтому Иосиф трудился на совесть. Отвлекаться от работы ему было некогда.

Молодой человек не был красавцем с богатырским телосложением, но загорелая кожа, под которой играли крепкие мышцы, плотно обтягивала жилистое ладно скроенное тело. Глубокие чёрные глаза на правильном лице указывали на природный ум и уравновешенный характер. Иосиф был иудеем из иудеев, хотя в нем было много нееврейской крови, время от времени вливавшейся в его генеалогическое дерево прародителями по женской линии. Предки отца Иосифа уходили своими корнями ко временам Авраама и через этого досточтимого патриарха – к еще более древним наследственным линиям, восходившим к шумерам и нодитам, а через южные племена древнего человека – к Андону и Фонте. Ни Давид, ни Соломон не были прямыми предками Иосифа, а его родословная не велась от Адама. Но одного из предков в шестом колене по отцовской линии усыновил прямой потомок легендарного царя некий Садок, и, по Закону, он тоже мог считаться его потомком. Непосредственные предшественники Иосифа были мастеровыми – строителями, плотниками, каменщиками и кузнецами. Иосиф был мягким и необычайно добросовестным человеком, во всех отношениях преданным религиозным обычаям и традициям своего народа. Он мало говорил, но много думал. В свои девятнадцать лет молодой плотник уже был вполне самостоятельным умелым мастером.

Струйки пота стекали по смуглой коже, когда плотник ловко орудовал топором. Захотелось пить, и он попросил у хозяев воды.

– Хозяин, позволь воды напиться.

– Отнеси ему воды, – приказал Иоахим своей дочери.

Иосиф принял чашу из рук девушки, не сводя глаз с её лица. Она пыталась отвести взгляд, соблюдая приличие, но бездонная пропасть чёрных глаз приковывала. Они смотрели несколько мгновений друг на друга, забыв обо всём. Но оба были воспитаны в благопристойных иудейских семьях, и приличие взяло верх. Иосиф, выпив воду, вернул чашу с лёгким поклоном и поблагодарил девушку. Та, засмущавшись, убежала в дом. Так произошло их первое знакомство.

Её звали Мария. Теперь она каждое утро отправлялась к источнику за свежей холодной водой, даже если в доме вода не требовалась. Плотник каждый день приходил на работу в дом Иоахима, и она с затаённой радостью подносила ему чашу свежей родниковой воды.

Когда флигель был закончен, хозяин удовлетворённо принял работу и сполна расплатился с мастером. Иосиф поблагодарил Иоахима за щедрое вознаграждение и, сильно смущаясь, попросил разрешения видеться с его дочерью.

– А ты, как я погляжу, времени даром не терял, – с деланной суровостью произнёс хозяин дома.

– Простите мне эту дерзость, уважаемый, но я серьёзно задумываюсь о женитьбе, – смиренно ответил плотник.