Любовь Рябикина - Горечь победы

В сентябре пришла и моя очередь отправляться на Кавказ. Со мной в группе находился полковник Осман Губе, по национальности дагестанец. В прошлом белогвардейский полковник, командовавший во время Гражданской войны в России у барона Врангеля так называемой «Дикой дивизией», состоящей из отборных головорезов. Осман, долгое время проживший во Франции, научился обуздывать горский темперамент, но даже ему приходилось порой нелегко управляться с соплеменниками. И все же они его боялись после того, как он пристрелил одного из самых необузданных. Это еще раз подтверждает, что горцы признают лишь силу.

Имея неудачный опыт прежней операции, мы взяли с собой несколько раций. Наша задача состояла в том, чтобы организовать связь между отрядами чеченцев и координировать их действия с командованием Вермахта. Важно было ударить одновременно. Возглавлял все это движение Исрапилов Хасан, внук известного наиба Цоцарова Хацига, правой руки самого Шамиля. Отец Хасана был горным бандитом, абреком, а брат убит при ограблении банка в Кизляре еще перед войной. Банда Исрапилова по вооружению не уступала частям Красной армии, а в некоторых случаях даже превосходила ее. Я сам видел три трехдюймовые горные пушки системы Виккерс, производства Англии 1920 года.

Исрапилов до войны был членом партии большевиков, коммунистом. Окончил в Москве Коммунистический университет трудящихся Востока. До перехода на нелегальное положение в середине сорок первого года, работал адвокатом в Шатойском районе, но еще в то время начал сколачивать вокруг себя недовольных советской властью. В марте и апреле сорок первого года через Турцию и Поволжье абвером к повстанцам было заброшено десять агентов-инструкторов. Образованная к тому времени Исрапиловым подпольная партия кавказских братьев установила связь с германским командованием.

Они готовили крупное вооруженное выступление осенью сорок первого, но русское НКВД постоянно наносило бунтовщикам оперативные удары. К тому же отсутствие должной дисциплины, единого плана действий и четкой связи между повстанческими ячейками не позволили им организоваться в сплоченную армию. Все попытки восстания вылились в разрозненные выступления отдельных групп, которые были быстро подавлены.

С вершины своих лет я могу сказать, если фюрер мечтал о том, что немцы заполнят всю землю и наша культура станет мировой, то этот грубый невежа хотел наплодить таких же невежд по всему миру. Но до поры до времени он таился, хотя я быстро понял его тактику. Главными задачами этой «кавказской» партии было создание союзного Германии государства, дезорганизация советского тыла, выселение и уничтожение русских и евреев. С нашей стороны его деятельность контролировал Осман Губе.

Исрапилов был ужасным человеком. Ему ничего не стоило сжечь женщин и детей в казачьих станицах, где не осталось мужчин, способных защитить родных. Мне пришлось долго общаться и жить с Хасаном под одной крышей. Я боялся его. Когда засыпал, со мной всегда было два «парабеллума»: один под подушкой, второй в руке. Если ему удавалось убить несколько русских, он из отрубленных ног и рук складывал на земле две буквы «М», означающие Мекка и Медина, а еще название «Мусульманские мстители». Очень любил поговорить о вере и Коране, считая себя чуть ли не имамом, но часто мне казалось, что он переворачивает священную книгу мусульман с ног на голову. Меня никогда не интересовало, во что верит человек – это его дело, но тут явно было что-то не так.

По германским законам он должен был приветствовать меня первым, как и все остальные, но этого не случилось. Когда я потребовал подчинения, Исрапилов с кривой улыбкой процитировал:

– Не приветствуйте первыми ни иудеев, ни христиан, ни католиков, а если встретите кого-нибудь из них по дороге, оттесните к наиболее узкой ее части, а еще лучше столкните…

Я попросил руководство прислать мне Коран на немецком языке и стал изучать его. Уже после прочтения первых страниц пришел к выводу, что действия Хасана и его отряда имели мало общего с написанным в этой книге. Все набеги его группы на отряды Красной Армии походили на грабеж с жестокими убийствами. Он нападал на аулы, якобы помогающие русским и очень часто бывали убиты ни в чем не повинные люди. Вскоре у меня появилась уверенность, что его интересует только золото и драгоценности. Вера в Аллаха и якобы борьба за нее являлись лишь ширмой. Я несколько раз видел, как он обыскивал трупы. И не только русских…

Наша группа базировалась в районе Ведено. Дела вначале шли хорошо. Шатойский и Итум-Калинский районы были охвачены восстанием, но постепенно русские разгромили горцев. Это все-таки больше бандиты, а не воины. Да, они были смелы до безрассудства, но когда русские прижали им хвост, они бросились спасать свои шкуры, предавая своих соратников. Я быстро понял, что от таких союзников добра не жди и был постоянно настороже. Мои люди тоже не доверяли горцам.

И все же, за время проведенное вместе, Хасан видимо проникся ко мне доверием. Он даже перестал цитировать Коран. Все чаще мы разговаривали, как люди. Я совершенствовал язык, а он очень хотел походить на меня манерами. Научился пользоваться ножом и вилкой, кое-каким правилам этикета. К тому же он знал о моей любви. Я влюбился по-настоящему и та встреча до сих пор жжет мне сердце…

В ноябре 1942 года мы стояли в селе Агишбатой. Обычное горное село. Сложенные их камня дома, бродившие по улице бараны, куры и лошади. Мы платили за все. Там я и увидел Амину. Ей было шестнадцать. Она была очень красивая. Шла за водой с кувшином на плече. Даже эта хламида, что зовется у них платьем, не могла скрыть стройную фигуру. Глазам могла бы позавидовать газель. Волосы словно крыло ворона и тонкие брови. Я застыл посреди улицы, увидев ее.

Уже к вечеру узнал, что ее отец погиб на охоте в горах перед войной, а мать умерла раньше от простуды. Амину воспитал дед, старый абрек, которому было сто пять лет. Он воевал еще под знаменами имама Шамиля. Они жили настолько бедно, что даже нормальных сапог на ней не было. Она шла по грязи, обернув ноги какими-то тряпками. К тому времени я уже неплохо говорил по-чеченски. Я отдал ей несколько пар солдатских горных ботинок и пару егерских комбинезонов, у нас имелись лишние. Ее голос прозвучал словно флейта, когда она поблагодарила.

Ирэна была далеко. К тому же мы никогда не испытывали друг к другу никакой страсти. Я начал исподволь расспрашивать и узнал, что девушку всего скорее никто не возьмет замуж, что она нищая и ее дед не сможет дать за ней никакого богатства. Я постарался сделать так, чтоб почаще видеть Амину. Даже переселился в соседний дом. Мой интерес и восхищение от нее не укрылись. Когда она видела меня, ее глаза начинали блестеть, а яркие губы улыбались.