Станислав Мажинский - Красные нити времени

Сразу за пупком шла ткань цвета кожи, которая была еле разлечима даже с близкого расстояния. Полоска ткани, которую она наматывала на низ живота, стала частью ее, уже давным-давно. Она стала медленно разматывать ткань с ужасом на глазах и предвкушением боли от увиденного. Самая невыносимая боль ее посещала тогда, когда она бросала первый взгляд на низ живота, а затем это мерзкое чувство ее медленно отпускало, оставляя кисло-женное послевкусие. Она со страхом в руках продолжала разматывать уже ставшую такой родной теплую ткань, прижимая ее второй рукой, чтобы та раньше времени не обнажила то, что пробуждало в ней мучительные воспоминания.

И вот, она стоит перед зеркалом, вгляд устремлен в низ живота. Набравшись сил, она отпустила руки и ткань, полная ее тепла, безликой тряпкой рухнула на пол к ее ногам. Взгляд резали ужасные рваные шрамы. На глазах стали собираться слезы, но она не позволяла им перелиться за веки. Если она это позволит, то она проиграет давнюю битву своей слабости. Шрамы располосовывали некогда прекрасную часть тела и превращали ее в отвратительную картину сумасшедшего ножа. Рваные полосы не имели никакой логики, словно их наносил безумец в пылу ярости. Но она помнила по имени всех, кто стоял над ее прекрасным телом, над ее красотой, над ее здоровьем в ту ночь. Некогда она считала их самыми близкими и самыми надежными. Она доверяли им все, что было у нее – саму себя, свои чувства, свои страхи, свои мысли. Они превратили ее в ту, которая уже никогда не сможет иметь детей, любить мужа, заботиться о близких. Они лешили ее всего того, чего она желала и о чем мечтала – семьи. Ее шрамы носили имя каждой, кого она убила. И только один самый уродливый и красный рваный рубец носил имя Суттиры. Той женщины, которую она желала уничтожить и придать мукам. Но ее время еще настанет, она об этом знала.

Переведя взгляд со шрамов на свое прекрасное лицо, она стала успокаиваться. Гнев, вызванный воспоминаниями, стал угасать. Она понимала, что никогда не сможет избавиться от них, хотя в Ким-Рабане были технологии по замене кожного покрова на любой части тела. Она должна полюбить ужасные метки прошлого. Она должна принят это как испытание, выставленное для нее судьбой.

Она быстро замотала изуродованное место тканью и примерила на себя тонкое платье, которое как раз было уготованно для знойной погоды вечнозеленого Шаккама. Осторожными шагами она вышла из своих покоев и направилась через огромный зал к балкону.

Дом, в который ее привел Гион, стоял на холме. С него открывался вид на Ким-Рабану и на океан, который яркой лазурной лентой обрамлял город. Ким-Рабана, как столица, ее сильно удивила: сходство в архитектуре с Эйзулуром было паразительно. Дома схожие по облику, узкие улочки, от которых веяло древностью и запах океана, который окутывал каждого жителя. Еще ее поражали иглы, которые пронзали город. Каменные колонны, исписанные фамильными знаками и историями, бросали на город мистический оттенок. Она обязательно разузнает как они называются.

К чему она была не готова, так это к южной жаре. Первые дни она с трудом справлялась с духотой. С головой происходило что-то неописуемое. Она не могла сконцентрироваться, ее часто посещала головная боль и головокружение. Иногда после долгих прогулок по саду у Ягрит кружилась голова и она была вынуждена уходить в небольшую беседку в тени и смачивать руки и лоб прохладной водой.

Выйдя на балкон, заставленный растениями с огромными листьями в вазонах, она почувствовала ласковое тепло еще не раскаленной столицы Шаккама. Под тенью листьев она обнаружила столик и несколько кресел из дерева с мягкими подушками. Приютившись на одном из них, она стала пристально вглядываться в городские крыши, восхищаясь каждый раз, когда перепрыгивала взглядом с крыши на крышу. Пестрота красок архитектуры доставляли ей эстетическое удовольствие.

Хотя весь город для нее и казался благодатным и щедрым, но она все равно ощущала себя лишней здесь. Даже прекрасный дом Гиона, не смотря на уют и убранства, не внушал ей доверия и расположения. Она чувствовала себя пленницей. Гион предупредил Ягрит о том, что до его приезда она не должна покидать этот дом, так как может оказаться в опасности. Ягрит заметила одну особенность, что в доме Гиона было только несколько уборщиц, хотя он был огромен, даже больше, чем у Маадаля. Как могут эти хрупкие девушки сами убирать такое огромное здание?

Всматриваясь в панораму древней Ким-Рабаны, к ней, откуда-то из глубины, пришла мысль о том, что тут в Шаккаме ей ничего не снилось. От этой мысли ей стало не по себе. Она была благодарна всем своим снам, которые с помощью книги Пробуждений воплощались в реальные действия и помогали ей избежать чудовищных ошибок. Но столь долгое отсутствие снов было для нее странным обстоятельством. Но Ягрит старалась не заострять свои мысли на этом.

Служанка со смуглой кожей вынесла Ягрит стеклянный кувшин охлажденного сока и поставила его вместе со стаканами на столик.

– Госпоже будет жарко, а сок из свежих фруктов и ягод поможет перетерпеть зной Ким-Рабаны, – с глубоким почитанием произнесла служанка.

– Благодарю тебя, … – Ягрит не смогла вспомнить имя девушки.

Но девушка не обратила на это внимание и быстро покинула балкон.

Ягрит выпила полстакана сока и, поджав ноги, аккуратно уместилась на маленьком диванчике. Ей вдруг стало интересно, а донесли ли до Маадаля весть о гибели его пташек, и отправил ли он людей на ее поиски. Она стала представлять себе как верные люди Маадаля, Фудо и Жоггар ищут ее по всей Лимессе. Она улыбнулась самой себе. Почему-то эта мысль показалась ей забавной. С этими мыслями она плавно погрузилась в послеобеденный сон.

Ей снился лес. Непроходимый и опасный лес. Через темно-зеленые заросли тяжело пробивалось солнце. Трава была та высока, что невозможно было увидеть, кто в ней может прятаться. Всюду кишила опасность. Она шла по узкой тропинке и боялась повернуть голову в какую-либо сторону. Сзади слышались крики, шепоты и мужские голоса Осторожно ступая, она пробиралась далее, как ей казалось, к свету. Но с каждым шагом света, падавшего на тропу, становилось все меньше. Необъятные стволы деревьев окоймляли дорожку и в грозном молчании провожали Ягрит.

Вдруг Ягрит обнаружила, что несет какой-то сверток, сильно прижимая его к груди. То что было внутри было мягким, живым и теплым. Но у нее и в мыслях не было останавливаться и посмотреть, что там в свертке. Комочек изредка шевелился и приятным нежил ее теплом. Ягрит не хотела показывать это темному лесу и всем тварям, которые дышали ей в след.

Тропинка петляла и заводила ее все дальше в темноту. Вдруг стало совсем непроглядно. Ягрит остановилась и все звуки, шипения тоже затихли. Она вскинула голову к небу и увидела лишь темноту. Дальше идти она не могла – она не видела даже собственных рук.