Диана Кудинова - Миры

Большие окна выходили на сад, солнечный свет заливал всю комнату. От этого было уютно. Катя зажмурилась от удовольствия. На пару мгновений она почувствовала себя как дома. И только усталость во всём теле возвращала её к реальности…

А после заката все собрались у камина и что-то живо обсуждали.

Катя сидела, слушала, улыбалась, кивала, снова улыбалась, снова кивала, опять улыбалась. А потом уронила голову на руки и разревелась.

–Что случилось? – спросила хозяйка дома, но Катя не ответила, потому что не знала, что ответить и как это объяснить. А на самом деле, ей просто стало страшно. Страшно, что она никогда не станет режиссером, как мечтала, никогда не увидит Европу, не обвенчается в церкви, её дети не увидят карусели и мультфильмы по телевизору. И вообще ей совсем не хотелось когда-нибудь рожать, как та женщина в деревне… Она поняла, что никогда не увидит свою школу, своих друзей и, самое страшное – маму и папу. Не услышит их голоса, не обнимет их, не скажет им что-нибудь глупое и смешное… Она ведь не задумывалась об этом, когда они были рядом. А сейчас она была одна, брат исчез, и думать было страшно, что с ним может что-то случиться. Абсолютно не известно, где он и что с ним. Она вспомнила, как переживала год назад, когда умер её кролик, и думала: «А что будет с родителями, если они поймут, что нас нет»…

Она плакала без остановки, её не могли успокоить минут пятнадцать. Фейн замахнулся, чтобы ударить её, но кто-то перехватил его руку.

–Пусть поплачет.

Женщина села рядом с ней и обняла, так они просидели довольно долго.

А потом Катя успокоилась. Быть может, слёзы закончились у неё или просто надоело плакать, она чувствовала слабость и опустошение. Ей стало почти безразлично, что будет дальше. Она умылась холодной водой, стало немного легче.

–Я извиняюсь, – сказала она. – Просто очень устала, нервы.

–Я провожу тебя, – сказала женщина. – Тебе надо поспать.

–Да, пожалуй.

Катя пошла за ней следом, улеглась в тёплую кровать. Всё-таки надежда ещё осталась в её сердце. Должны быть какие-то пути, и Катя собиралась их найти. Возможно, она лишь игрушка в руках случая, судьбы, но она больше не будет плакать. Почти не будет…

Эндра сняла комнату в этой таверне – простое скромное помещение с небольшим окном. Кровати – такие узкие, словно рассчитаны на детей. Но Олег был рад и этому, здесь он почувствовал умиротворение и спокойствие.

И вдруг Эндра воскликнула. Она разбирала вещи в сумке и застыла в этот момент.

–Что случилось? – парень взглянул на неё. Глаза женщины расширились и на губах вдруг появилась странная улыбка, чуть безумная, но счастливая.

–Я свободна. О, Боги! Я это сделала. Мы это сделали. Это свобода. Ты чувствуешь это запах? Мне больше не надо быть там!

Эта вспышка радости была неожиданной, но заразительной. Олег кивнул и разобрал кровать.

–Да, запах… приятный. Наверное.

В городе наступило утро, но путники валились с ног от усталости, надо было поспать.

Эндра легла в кровать и укуталась в одеяло, как ребёнок. Её лицо было таким умиротворённым.

–Доброй ночи, Олег.

Впервые в этом мире кто-то, кроме сестры, назвал его по имени. Это было неожиданно приятно. Такой маленький жест внимания придал ему сил.

–Я как-то не очень похож на пленника, – заметил парень. – Ни верёвок, ни цепей. Ты не думаешь, что я убегу?

Эндра неохотно открыла глаза и улыбнулась.

–Какой хитрый. И куда ты пойдёшь?

–Не знаю.

–Вот именно. Нам обоим некуда возвращаться.

Это прозвучало как-то печально.

–Некуда возвращаться, – отозвался Олег эхом, чувствуя, как сжимается сердце узлом.

–Ты привыкнешь, – Эндра миролюбиво взглянула на него.

–А ты? Привыкла?

Этот вопрос застал её врасплох. Её лицо изменилось на пару мгновений, взгляд стал пронзительным и опустошённым. Повисла тяжёлая пауза.

–Я думаю, нам пора спать, – ответила Эндра и закрыла глаза.

Неподалёку от города, где находилась Катя, жила одна женщина. Её звали Сога. У неё не было детей, но ей казалось, что есть. Она в это верила и вцепилась бы в глотку всякому, кто стал бы сомневаться. Она считала, что у неё есть сын и дочка. Сыну было лет семнадцать. Он ушёл на службу и вот-вот должен был вернуться. Каждый день женщина пекла пироги и ждала его у окна. Катя тоже садилась рядом и смотрела в окно, хотя понимала, что никакого сына нет. А дочке было лет пять или восемь. Её возраст менялся время от времени в ту или иную сторону. Сога шила ей платья и покупала игрушки. Она много рассказывала о своей воображаемой семье. Кате было грустно. Она смотрела на эту женщину и понимала, как сильно скучает по родителям. И как это печально быть одной. Девочка сама не знала, почему так много времени проводит с ней. Наверное, потому, что Сога была доброй. А ещё у неё всегда можно было вкусно покушать. Когда-то она хорошо рисовала на ткани. И, если верить слухам, каждый её рисунок был произведением искусства. Но потом она бросила это занятие. «Мне надо думать о детях», – говорила она.

Иногда Сога болтала о чём-то с Катей. А потом забывала об этом. Да, она была странной женщиной, но вызывала симпатию и сочувствие.

Даже спустя годы Катя вспоминала о ней. «А что если у меня не будет детей, и я так же сойду с ума? Хотя с какой-то стороны это не самое плохое помешательство. Ей легче было сойти с ума, чем отказаться от надежды… Нет, я не хочу думать об этом!»

И всё-таки мысли порой сами возвращались к этой теме. «Если бы Сога жила реальной жизнью и не мечтала бы так, она давно бы уже смирилась. И постаралась бы что-то сделать. Ведь можно взять на воспитание сироту. Или найти другие смыслы в жизни. Продолжала бы рисовать… Что лучше: строить воздушные замки или жить реальной жизнью? Отказаться от реальности или от мечты?

Иногда Катя тоже стояла перед выбором. Ей казалось, она должна решить. Смириться с тем, что случилось, привыкнуть к этой стране, этим людям… Или сделать всё возможное, чтобы вернуться домой?

«Мы столкнулись с двумя мирами, – думала Катя порой. – Наверное, их много. И я столкнулась с другими людьми. У каждого свой характер, своя жизнь, каждый – это новый мир. И надо постараться не просто выжить, но построить свою жизнь так, чтоб ни о чём не жалеть»…

В главном зале таверны было довольно сумрачно и прохладно. Пахло маслом и дешёвым алкоголем. Неровный свет лампад освещал дубовую мебель и выпивших людей. Работники убирались тут редко и неохотно, они проплывали мимо и лениво стряхивали крошки со столов, постоянно сплетничая о начальстве. Гостей было немного – человек десять. В одной компании шумно отмечался чей-то праздник, остальные сидели по парам или поодиночке, уставившись в одну точку. Пьяный музыкант играл что-то своей девушке, она кокетливо улыбалась ему. Смех, ругань и резковатые звуки музыкального инструмента повисли в воздухе.