Агнес Госсен - Байки у камина. Карантин-2020

Эту и другие байки Теи Либелле вы сможете прочитать в ее книге « Стрекоза»

Эта история случились много-много лет назад, когда сыновья мои были озорными мальчишками. Теперь она стала одной из семейных баек-поучалок, которые я рассказываю «в лицах» любимому внучку. Пусть набирается ума-разума.

– Ха-ха! – потирая ладошки, ликовал Старший.

Он только что выманил у Младшего последнюю мандаринку из новогоднего подарка и предвкушал, как откроет свой целёхонький пакетик и на глазах у брата будет смаковать каждую конфетку, каждую апельсиновую дольку. Пусть мелкий хнычет, а ещё лучше, заплачет от обиды!

– Такой простофиля: всё раздал-разделил. А нужно быть умнее! Вот я заныкал кулёк с утренника, припрятал так, что никто не догадается. И теперь буду царь горы! Пусть даже шоколад из ушей полезет, сам всё съем! Ну если малёк будет канючить, так и быть, отломлю кусочек. Но взамен такое попрошу… в общем придумаю заданьице, так что мало не покажется!

Посмеиваясь и оглядываясь по сторонам, Старший отправился в укромный уголок – узенький коридорчик между спальней и гостиной. Отодвинул ногою полосатый домотканый половичок, с усилием рванул за кольцо крышку погребка и стал шарить рукою в потёмках.

– Ну где же этот хрустящий пакетик с новогодней вкусняшкой?

Включил фонарик: внизу не было ничего, кроме разорванных фантиков и пары апельсиновых корочек со следами крысиных зубов.

– Нет! – завопил Старший на весь дом и злые слёзы брызнули из его глаз. На крик сбежались все домочадцы.

– Что случилось? – допытывалась встревоженная мама.

А он лишь судорожно вытянул ладонь с зажатым обрывком изжёванного подарочного пакета.

– Караул! Крысы обокрали! – догадался папа.

Младший стал всхлипывать, жалея брата и вопросительно посмотрел на маму. Она приложила палец к губам и молча поманила малыша в соседнюю комнату. Оттуда Младший вышел, что-то пряча за спиной.

– Это тебе! – протянул он Старшему батончик «Марса».

Тот схватил шоколадку, рванул шелестящую обертку и… замер в раздумье на несколько секунд.

– Слушай, мелкий, давай пополам разделим?

И пацаны вприпрыжку поскакали на кухню.

– Ну вот, все довольны! – улыбнулась мама.

– Думаю, что крысы тоже не в обиде, – усмехнулся папа.

– Ну а главное – жадины кое-что на ус намотают, – добавила бабушка, оторвавшись на минуту от довязывания очередного цветастого коврика.

В гостиной у камина я познакомилась с женщиной, родом из средней полосы России. Встреча с ней всколыхнула в памяти события далёкого прошлого. Испытывая доверие к почти незнакомому человеку, я поделилась с ней сокровенным:

В последнее время часто брожу во сне по безбрежным полям. Различные по виду злаки кланяются мне колосьями, но я не знаю их названий. Бреду по полю, предполагая, что это пшеница, вдыхаю её запах и улыбаюсь сквозь слёзы, как будто домой вернулась.

Вспоминаю часто отца, как он зимними вечерами рассказывал нам о родном степном крае с неземным ароматом трав. В такие моменты он был поэтом. Говорил о том, что в вечерние часы воздух его детства наполнен ароматом левкоя душистого, матиолы и вечерницы печальной, медуницы, резеды, чабреца. Для меня, родившейся среди шахтёрских терриконов, эти названия до сих пор кажутся сказочными.

Сегодня я думаю, что, если бы отец не уехал рано из посёлка Кутерля Красногвардейского района Оренбургской области, и не поступил в авиационное училище, не стал авиамехаником, и если бы не было четырёх лет войны с Германией, погрузившим его, как немца по национальности, в шахтовые выработки Кузбасса, он бы стал учителем географии, или литературы, или поэтом, прославившим свой любимый край.

Разнотравно-ковыльная степь будила во мне желание посетить его малую родину. Неведомая земля волновала своими просторами, чудными названиями.

Мою мечту отец не посчитал абсурдной, поддержал в планах на лето, выделил деньги на поездку и отправил в самостоятельное плавание по стране.

С этого момента я почувствовала себя на ступеньку выше на пути взросления. Мне тогда было неполных шестнадцать. Первый раз в жизни я приобрела билет на поезд. Помню, что женщина-кассир по ошибке дала мне сдачу на четырнадцать рублей больше. По дороге домой я несколько раз пересчитала деньги. Когда ошибка подтвердилась, с полпути вернулась и отдала ей лишнее. Кассирша посмотрела на меня непонимающим взглядом, но деньги взяла.

Я летела домой на крыльях мечты и была уверена, что поездка удастся, так как я знала примету: если совершишь хорошее дело, то тебе это вернётся троекратным добром.

Мама, большая мастерица в швейном деле, нашила мне в дорогу всё необходимое: платья, сарафанчики, блузочки, косыночки. Таким богатством я никогда не обладала. До сих пор помню фасоны платьев, и её, милую, вечерами творящую чудеса. Родители волновались, потому что мы жили в Новокузнецке Кемеровской области, и мне предстояла пересадка в городе Куйбышев, на Волге.

Новое всегда пугает и напрягает, зовёт и притягивает неизведанным, и я смело пустилась в путь. Вагон был общий. Двое суток езды. На моё счастье в купе оказалась пожилая женщина, которая помогала мне. Это было первое добро, которым Вселенная ответила на моё открытое чувство любви к людям.

Попутчица угощала меня любимой варёной картошкой и приговаривала:

– Чего стесняешься? Чай не объешь. Да, вот и хлебушка я на дорогу напекла.

А хлеб был таким запашистым, пропечённым, с какими-то добавками зёрен, молотых орешков и ещё чего-то необыкновенно вкусного и незнакомого, что я не стала отказываться и уплетала его за обе щёки.

– Такой вкуснятины я никогда не ела, – нахвалила я хлеб.

Женщина мне и рецепт поведала, который я с годами напрочь забыла. Но, к удивлению моему, когда в первый раз в Германии купила булку свежевыпеченного хлеба ржаного помола, то почувствовала запах и вкус хлеба из страны юности.

А тогда мы с моей попутчицей ели жареную курицу, запивая чаем из стаканов с чудесными подстаканниками, и на душе было светло и радостно. На полустанках я выпрыгивала из вагона то за водой, то за солёными огурчиками, яблоками и помидорами. Это была свобода полёта, которую я принимаю сейчас как подарок судьбы.

Поезд проследовал по территории уральских гор. Мы увидели табличку на столбе, разделяющем Азию от Европы. Я была горда, что мне довелось увидеть эту грань, этот рубеж. В ту поездку я испытала свободу от условностей, навязываемых школой, семьёй и обществом.

В то время я была стройной, но угловатой, рыжеволосой, к тому же близорукой девочкой, да ещё с комплексом неполноценности. Очки носить стеснялась, прятала без чехла в карман, боясь прозвища «очкастая». Часто разбивала стёкла и, плача от страха, что теперь не увижу с последней парты написанного на доске, жалела отца, понимая, что ему опять придётся ехать в город, искать мне нужные стёкла, оплачивать их. Я ещё не понимала цену денег, но знала, что радости это никому не доставит и что я не имею право делать кому-то больно. В эту поездку на родину отца даже стёкла в очках у меня целыми остались, и я это тоже посчитала за чудо.