Алёна Тихонова - Ловушка затерянного времени

Что это? Сохранившееся сквозь века психовнушение? На фантазию Кайто пожаловаться никогда не мог, но ведь он только что больше, чем просто видел – он практически слышал, обонял и осязал, и даже изобретённая им голографическая система не могла передать нечто, настолько масштабное, с таким уровнем достоверности. А ощущение, что он на пару секунд в буквальном смысле побывал в прошлом этого места? Даже ребёнку известно, что путешествия во времени невозможны, а исследования в данной области запрещены… Что, кстати, необычно и противоречит себе же, поскольку, если нечто не может принести результата априори, зачем же накладывать на это табу? Ох, уж эти перестраховщики, нельзя же вот так всего бояться, и больше похоже на то, что их пугает вероятность успеха среди бесчисленного множества повторяющихся снова и снова неудач. Ведь никогда нельзя исключать шанс того, что нечто не получается не потому, что так в принципе нельзя сделать, а потому что ступень развития интеллекта и вспомогательного оборудования на текущий момент блокируют положительный итог. И никогда нельзя исключать внезапное появление гения, который возьмёт и не поймёт, почему всем это кажется настолько сложным, если он видит решение, блестящее и очевидное. А, если кому-то удастся сместиться во времени – рухнет вся стройная и аккуратная башня привычного мировоззрения высоколобых корифеев и обладателей всяческих научных регалий.

Что ж, не исключено, что и психовнушение, и даже нечто большее, не поддающееся осознанию ограниченным, и он даже не стеснялся это признать в таких обстоятельствах, разумом Кайто. Но что стало с этой цивилизацией? Кайто интуитивно ощущал их миролюбие, мог бы в этом даже поклясться, а ещё он откуда-то знал абсолютно точно – на нынешнем уровне развития человечество не смогло бы причинить тем чудесным созданиям ни малейшего вреда. Они достигли гармонии – другой гармонии, хотя, люди наверняка сочли бы это место гротескным, пародийным и безвкусным, только лишь за отсутствие соответствия их привычным нормам.

Вибрация внезапно сотрясла стены, пол и потолок храма, пройдя насквозь всю постройку, уже не выглядящую монолитной и неприступной, наоборот – стало очевидно, что она не надёжнее и не устойчивее карточного домика. Кайто померещилось, что он заперт внутри детской игрушки, которую скучающий малолетний хозяин решил от нечего делать потрясти, а заодно – и послушать, какой получится звук. Колонны, ещё недавно впечатлявшие вечным спокойствием, вдруг показались сухими тростинками. Своды покрылись трещинами, каменное крошево просыпалось Кайто за шиворот и на макушку.

А затем древнюю роспись проломил, безнадёжно портя неповторимый шедевр, гладкий блестящий нос космического корабля. Тот протащился на брюхе до середины помещения, губя уникальный интерьер, и застыл, источая пар всей обшивкой, чужеродный и неуместный здесь, где само время застыло без движения, а пространство забыло, когда менялось хоть немного.

Пятиметровый в диаметре шлюз с тихим, на самой грани человеческой слышимости, шипением отворился, его восемь створок расползлись, уходя внутрь корпуса, а из дыры выглянуло несколько лиц. Одно из них отличалось воистину безумным косым разрезом глаз, никак не соотносившимся с видовой принадлежностью существа, и Кайто не сумел сразу определить, носит ли оно вычурную маску, или же просто его кожа так раскрашена и, плюс к этому, подвергнута хирургической деформации… Или же его кто-то покалечил? Второй менее отличался внешне от хрестоматийно типичного представителя своего народа, детей раскалённой, давно лишившейся атмосферного покрова Зоахимы, если не считать золотистый оттенок кожи, близкий к медовому, и глубоких тёмно-фиолетовых, будто сжатые в очень плотную массу и закрученные вовнутрь себя Галактики, глаз. Честно говоря, именно эти глаза убедили Кайто, что этот, а не первый, куда как дальше ушёл от стандартов своего вида.

– Кажется, ты мне обещал, что в точке высадки не будет никого, кроме приматов, – с очень вежливой и сдержанной укоризной проговорил странный альмайя кому-то позади себя.

– Как по мне, так разницы и нет, – проворчало невероятного обличья первое существо в одежде учёного, покидая звездолёт и смеривая Кайто беглым презрительным взглядом.

– Ну, подумаешь, я же не могу знать абсолютно всё! – беспечно отозвался ещё один член экипажа.

– Ну, ещё бы, ты же не я, – презрительно фыркнул учёный.

Однако, чудо, похожее на в кои-то веки прыгающего на свободе радостного и довольного щенка, уже явно не слушало. Этот покинул люк одним прыжком и легкомысленно, будто вокруг собственного дома прогуливаясь, пустился вдоль стен пещеры-храма, размахивая руками.

– Приветствую, приветствую всех от имени величайшего космического корабля всех времён и народов, бороздящего просторы Галактики уже много сотен лет по общегалактической системе счисления, но всё ещё выглядящего, как новенький! Мы имеем дело с величайшим достижением древней архитектуры по уже более десяти веков назад утраченным технологиям! Оно, конечно, немного потеряло презентабельный вид…

– По твоей вине, – сварливо вставил всё тот же учёный, про которого Кайто уже определил для себя лично, что он невыносимый зануда, циник и педант.

– Ну допустим, – не стал спорить разговорчивый альмайя. – Но, невзирая на это, мы стоим прямо на одной из крупнейших тайн Вселенной! Планеты Винса и Таш не прячутся, они у всех на виду, и любой может высадиться, однако, до разума обоих миров, дремлющего в их недрах, никто доселе не добрался.

– И мы не доберёмся. Только не когда кучка недоумков вроде тебя отвлекают меня, – вновь внёс свою лепту учёный.

– Но кто-то же должен это сделать! Любая нерешаемая загадка существует лишь до тех пор, пока её не находит гений, не имеющий ни малейшего понятия, что обнаружить ответ на неё невозможно!

– Эта планета была обитаема? То есть, кем-то, кроме низших форм жизни? – перебил его Кайто.

– Как, разве вы не знали? – выдохнул оратор, воззрившись на него, как на двоечника. – В сравнении с тем великим народом мы – новорождённый вид, а вы, человечество – так вообще ещё эмбрионы, зародыши разумных с ограниченным восприятием!

Болтая, он оперся на и без того растрескавшуюся, пребывавшую на последнем издыхании колонну, и та вполне ожидаемо рухнула с оглушительным грохотом, подняв облако многовековой пыли.

– Дурачина и простак! – высказался учёный, для чего даже отвлёкся от набора проб из бассейна. В раздражении он чуть крепче, чем следовало бы, сжал руку, и пробирка, что была в ней, и которую он ещё пару минут тому назад с упоением разглядывал на просвет, едва не треснула, несмотря на то, что сплав, из которого её изготовили, был во много раз прочнее любого стекла и, похоже, изначально рассчитывался именно на неуравновешенный характер хозяина.