Татьяна Нефёдова - Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

Желание защищать смелую женщину пропало. С сальсой у Никиты были свои счеты. Несколько лет назад Ольга внезапно увлеклась карибскими танцами. Ее новая страсть стала протестом против практически круглосуточного отсутствия мужа. Пока речь шла о занятиях в танцклубе, Никита относился к ее причуде индифферентно. Танцы представлялись ему чем-то вроде фитнеса. Когда жена стала уходить «потанцевать» на какие-то «вечеринки», он насторожился и, в конце концов, захотел увидеть все собственными глазами. Ольга обрадовалась – она наивно предположила, что теперь у них с мужем появится общее увлечение.

Та вечеринка, на которую они отправились вместе, стала последней в танцевальной карьере Ольги Шереметевой. Никита не выдержал и часа, глядя на то, как уверенно и по-хозяйски обнимали его жену посторонние мужчины, в том числе совсем молодые, и какой счастливой она при этом выглядела. С тех пор визиты нежданных гостей и неотменяемые поездки на дачу к родителям начали удивительным образом совпадать с расписанием клубных танцевальных вечеринок. Ольга не сразу поняла, в чем дело. Когда поняла, попыталась протестовать, но потом, как и всегда, смирилась, не в силах противостоять мужу.

Эти воспоминания молнией промелькнули в голове у Никиты, и он убежденно сказал, подтверждая наличие двойных стандартов:

– Согласен! Леди обязана вести себя прилично!

Из гостиной донесся непонятный шум. Поглядывая на Никиту, Эдвард с опаской подошел к двери, приоткрыл ее и мгновенно захлопнул снова. В его глазах застыл дикий ужас.

– Опять ящер! – прошептал он. – Он в доме!

За его спиной, в квадрате желтого волнистого стекла возник уродливый силуэт Карлуши. Дверь дрогнула и задребезжала от удара огромного клюва.

– Бежим отсюда! – в панике крикнул Дед, бросаясь к Никите.

От нового удара толстое стекло треснуло, мелкие осколки посыпались на пол.

«Страшный какой-то сон», – успел подумать Никита, прежде чем дверь разлетелась вдребезги, открывая дорогу опасной твари.

Он проснулся резко, как от толчка. Сердце тревожно стучало, было трудно дышать. Некоторое время он бессмысленно таращился в темноту за окнами, вспоминая сон. Его напугала не история с летучим ящером. Реальной угрозы он в ней не почувствовал. Опасным наваждением казался состоявшийся прямой контакт с Дедом. А сильнее всего шокировали отчетливые воспоминания о корнуэльском пироге и вкусе выпитого вина.

– Это сон, просто сон, – уговаривал себя Никита и тут же начинал сам с собой спорить. – В нормальном сне так не бывает! Это бред сумасшедшего!

На самом деле он понятия не имел, как должно быть в нормальном сне.

– Интересно, будет ли утром похмелье, если в следующий раз во сне я с Дедом напьюсь?

Никита представил себе, как они с Эдвардом, пьяные и веселые, гоняют по дому ошалевшего Карлушу. Птеродактиль подпрыгивал, пытаясь взлететь, бил по полу острыми крыльями и вытягивал вперед голову с гребнем, как разъяренный гусак. Никита нападал на него со шваброй, а Дед держал перед собой тяжелый кухонный стул ножками вперед, пытаясь оттеснить ящера к балкону. В конце концов в фантазиях Никиты побежденный Карлуша с шумом перевалился через порог балконной двери. Он сделал судорожный рывок, взгромоздился на перила, раскрыл огромные крылья и соскользнул вниз. Поток воздуха подхватил его и птеродактиль начал удаляться, постепенно набирая высоту.

Никита воображал, как они с Дедом на радостях обнимаются и открывают новую бутылку вина, чтобы отпраздновать победу.

– Точно, бред!

Ему полегчало. Еще некоторое время он лежал в постели, закинув руки за голову, и наблюдал, как небо за окном становилось светлее.

Торопиться Никите было некуда. Предстоял день ожидания – на сегодня была назначена доставка диванов и телевизора и подключение спутниковой антенны.

Спустившись вниз, он первым делом налил себе чаю, прихватил печенье и отправился на балкон. Чувство новизны пока не прошло, взгляд на холмы как рукой снял остатки тревоги. Наступила утренняя благость.

Встречаются люди с высокой восприимчивостью к красоте в любых ее проявлениях. Прекрасное – их наркотик. Таким был Никита. Страсть ко всему красивому служила главным стимулом в его жизни. И в бизнесе, и в быту, и в отношениях с людьми. Тягой к прекрасному он оправдывал для себя любые необдуманные поступки и даже супружеские измены. Он был уверен, что посторонние увлечения никак не касались жены, потому что им двигала не похоть, а влечение к красоте. Правда, такого рода теории он держал при себе. Для Ольги они не годились. Во-первых, она сама была красивой женщиной. А во-вторых, просто не годились, и все.

– Вот был бы такой вид из окна в московской квартире, – сказал Никита, отхлебнув чаю и глядя вдаль. – Я, наверное, и за границу не ездил бы.

Он лукавил. Помимо обостренного чувства прекрасного, его регулярно обуревала страсть к переменам. Один и тот же ландшафт за окном, каким бы исключительным он ни был, рано или поздно прискучил бы ему. В мире оставалось еще столько красоты: неприступные вершины, синие океаны, молчаливые пустыни. И чудесные тихие речки, и лесные озера. И лучшие из городов – древние и современные. Без новых впечатлений Никита испытывал острый эмоциональный голод, зато, насытившись новыми ощущениями, был готов на любые подвиги.

В его мозгу забрезжила идея. Только он никак не мог ее ухватить. Что-то о врачующей силе красоты. Он предпринял ленивую попытку сосредоточиться, но мысль ускользнула, ни во что не оформившись.

После завтрака Никита навел в доме минимальный порядок. В его распоряжении было немного вещей, однако за прошедшие три дня он успел раскидать их по всему дому. Его самого это беспокоило мало, но скоро здесь должны были появиться посторонние. Пускай всего-навсего грузчики и установщики оборудования – это значения не имело. Никита с детства усвоил, что беспорядок – дело интимное. Так перед приходом гостей приговаривал его отец, распихивая все, что плохо лежало, по самым неожиданным местам. Дальнейшая судьба припрятанного обычно надолго покрывалась мраком.

В процессе уборки Никите попалась на глаза все еще завернутая в бумагу акварель.

– Как это я мог забыть?! – воскликнул он, в нетерпении срывая упаковку. В доме она выглядела еще лучше, чем в антикварном салоне.

– Мерси, месье Антиквар, – помянул он профессора добрым словом. – А что там, кстати, с буфетом?

Никита осторожно прислонил акварель к стене рядом с камином и отправился на поиски сумки с планшетником, которую только что куда-то засунул.

Сумка нашлась в кухонном встроенном шкафу, но оказалось, что компьютер разрядился. Пришлось искать зарядное устройство. Сбегав пару раз вверх-вниз по лестнице, он, наконец, устроился с планшетником на полу в гостиной, неподалеку от электрической розетки.