Татьяна Нефёдова - Лантерн. Русские сны и французские тайны тихой деревни

– Выглядит вызывающе. То, что надо! – сказал Никита удовлетворенно.

Душ отнял у него последние силы. Он свалился в постель и только успел подумать: «Интересно, кто жил здесь раньше?»

Потом Никита не мог вспомнить, как скоро ему начал сниться удивительный сон: сразу или уже под утро. Первая странность заключалась в том, что снов до той ночи Никита не видел. Или, по крайней мере, утром их совершенно не помнил. Во-вторых, он знал, что видит сон, продолжал спать и наблюдал за всем, включая себя самого во сне, как будто со стороны. И даже успевал удивляться.

Он стоял на пороге двери, ведущей в гостиную из коридора. За окнами было темно: вечер или ночь. Никита определенно находился в собственном доме, но знакомая комната не была такой пустой, какой он привык ее видеть. У стены справа возвышался огромный антикварный буфет. В простенке слева примостились рядышком два высоких плюшевых кресла. Еще левее, между дверью в кухню и камином, стоял красивый полированный стол с инкрустированной столешницей и шестью мягкими стульями. Ближе к балкону, напротив камина, почти в центре комнаты, расположились углом два больших дивана в бежевых чехлах. С потолка свисала массивная кованая люстра, сейчас не зажженная. Две фарфоровые настольные лампы с однотонными тканевыми абажурами в разных концах комнаты тоже были выключены. Свет давали только тлеющие в камине дрова и несколько зажженных свечей на столе.

В торце стола сидел пожилой мужчина с абсолютно белыми волосами. Сам не зная почему, на этот раз Никита не сомневался, что перед ним англичанин. Возможно, продолговатое худощавое лицо, широко расставленные светлые глаза под густыми бровями и тонкий рот олицетворяли для него портрет истинного британца. Во всяком случае, внешне мужчина казался полной противоположностью Дилану, который днем буянил в кафе. Ему могло быть лет семьдесят – семьдесят пять.

Вместо скатерти во всю длину роскошного стола протянулась узкая восточная дорожка из красной тафты с золотой тесьмой и кистями. Большой бокал и начатая бутылка красного вина стояли на цветных картонных кружочках. На дорожке из тафты высились два подсвечника на три свечи каждый. Их неровный свет порождал двигающиеся по всей комнате тени и деликатно сглаживал глубокие морщины на лице англичанина. Тот ужинал в полной тишине. Молчал даже телевизор в углу.

Никита шевельнулся. Мужчина не отреагировал на его движение. Он закончил есть, аккуратно, как в ресторане, положил приборы на тарелку и взял бокал с вином.

Никита собрался с духом, сделал шаг в его сторону и сказал:

– Бонжур, месье.

По-прежнему никакой реакции. Мужчина не видел гостя, не слышал его, и более того – не подозревал о его присутствии.

Никита чувствовал себя не слишком уютно, однако происходящее его чрезвычайно интриговало. Он помахал руками, чтобы окончательно убедиться в своей невидимости, и осторожно начал осматривать комнату, периодически оборачиваясь к мужчине. Того можно было назвать стариком, но уважительное имя Дед шло ему значительно больше. Еще в ранней юности в Никите открылся талант придумывать людям несмываемые прозвища. Они всегда рождались спонтанно и для многих друзей становились роднее имен.

Он остановился против буфета, который казался огромным даже в немалых масштабах гостиной. Дверцы его фасада покрывала прекрасная рельефная резьба. Точеные ножки верхней секции опирались на столешницу массивного основания. Поверхность столешницы заполняли безделушки и фотографии в рамках. Одно фото бросилось Никите в глаза. С него смотрела красивая девочка лет пяти, со светлыми кудрями и ямочками на щеках. Черно-белый снимок сделали, вероятно, очень давно. Рядом стояла современная цветная фотография двух молодых женщин. Они обнимались на фоне какого-то северного пейзажа, но не выглядели особенно счастливыми. Одна – высокая брюнетка с продолговатым лицом. Вторая – пониже, круглолицая кудрявая шатенка, лицо которой показалось Никите смутно знакомым…

Он так увлекся фотографиями, что на время забыл про Деда, тихо сидевшего у него за спиной. Неожиданно тот с шумом встал, взял тарелку и направился к двери в кухню. Никита дернулся от испуга, однако тут же вспомнил, что он в безопасности и все происходит во сне.

Любопытство повлекло его за Дедом.

На кухне все было практически так же, как днем, в реальности. Тот же вкусный запах, та же мебель, плита, холодильник и высокий шкаф с духовкой и микроволновой печкой. Имелись, конечно, всякие незнакомые мелочи вроде подставки для винных бутылок, плетеной корзины с овощами и фруктами на широком подоконнике и большого контейнера для мусора у двери в прихожую. При полном отсутствии занавесок освещенная кухня отлично просматривалась с улицы, но Деда это не смущало. Вероятно, хозяйственная работа не казалась ему настолько сокровенным делом, чтобы ради него возиться со ставнями.

Никите представилась возможность получше рассмотреть нового знакомца. Тот оказался высоким и худощавым. Не исключено, что в молодые годы Дед был хорошим спортсменом – до сих пор оставался крепок в плечах, а в его крупных рабочих руках чувствовалась немалая сила. Он смотрелся очень моложаво в синих джинсах, ботинках из нубука и мятой клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Возраст выдавали только седина и лицо в морщинах.

– Хорошо, молодой человек, вот и все, – неожиданно сказал Дед приятным низким голосом, захлопнув дверцу посудомойки, – теперь можно немного посидеть у камина.

Уже во второй раз Никита подпрыгнул от неожиданности. Он решил, что приглашение было адресовано именно ему. Просто потому, что приглашать было больше некого. Однако Дед пошел вон из кухни, по-прежнему не обращая на него никакого внимания. Несмотря на выказанное пренебрежение, Никита покорно побрел за стариком в гостиную.

Походка у Деда была немного шаркающая, но, глядя на его прямую спину, Никита тоже подтянулся и расправил плечи. Тот включил настольную лампу на тумбочке у стены и задул свечи. Затем взял со стола бутылку с бокалом и направился к камину. Никита совсем запутался. Если его пригласили скоротать вечерок вместе, то где второй бокал? Странное гостеприимство! Дед аккуратно положил очередное полено на пылающие угли и с блаженным стоном опустился на диванные подушки. Бутылку он поставил на маленький столик, где для нее уже был заготовлен такой же цветной картонный кружок, как на столе.

– Только один бокал, молодой человек! – командным тоном приказал он.

Никита совсем растерялся. Один так один. Он вообще пока ни на что не претендовал. К чему такие строгости? И где его взять, этот чертов бокал? Он с надеждой оглянулся на буфет.