Иван Сухих - Свет светит

Здесь всё было по-другому. Народу в помещении почти не было, только один человек записывался к кардиологу. Было чисто, светло, свежо, спокойно. Никаких шкафов с полками, заполненными бумажными медицинскими картами, не было. По ту сторону стойки за компьютером сидела единственная регистраторша приятной наружности.

– Да, кабинет восемнадцать. Прямо и налево. Пожалуйста, проходите, – мягким голосом сказала девушка и показала рукой направление, куда следовало идти.

Петр Павлович не доверял внешнему виду ни людей, ни организаций. Для него главным было содержание. К врачам по поводу болезней он давно не обращался. Но его партнеры и приятели в бизнесе говорили, что необходимо иметь своих врачей и регулярно проходить обследование у них – такое поведение показывало высокое положение человека и поэтому было модным. Тогда по их совету и хорошим отзывам Петр Павлович выбрал эту платную клинику, в которую он раз в полгода наведывался «провериться» за компанию. Теперь же он просто не знал, куда еще можно обратиться.

В коридоре было пусто и тихо. Петр Павлович стукнул один раз в дверь кабинета и, не дожидаясь ответа, открыл ее и вошел.

После рассказа о том, что случилось, и осмотра Алексея эндокринолог радостным голосом произнес:

– Надо сделать пункцию узла щитовидной железы. Это обычной иглой делается укол и берется капля содержимого, а потом это смотрят под микроскопом, чтобы узнать, какая болезнь там имеется. Это быстро и безопасно. Если вы согласны, то я вам это сейчас и сделаю.

Петр Павлович секунду подумал и согласился:

– Хорошо. После этого вы нам сегодня скажете точный ответ и назначите лечение?

– Разумеется.

– А может быть можно обойтись и без укола? – впервые за все время пребывания в кабинете врача вставил свой голос Алексей.

– Нет, это надо сделать обязательно, – мягко и настойчиво ответил врач.

Алексей ничего не сказал в ответ. Это безразличие сына всегда вызывало недовольство Петра Павловича, а сейчас оно только усилило его тревогу.

Алексей с эндокринологом прошли в процедурный кабинет и через пять минут возвратились оттуда. Петр Павлович ждал в коридоре на стуле.

– Вам надо будет подождать минут сорок, – сообщил врач, вернувшись с Алексеем, и добавил, – через час ответ точно будет готов.

Петр Павлович и Алексей вернулись в холл клиники и стали ждать, выходить на улицу не хотелось. Так они просидели час, наблюдая за работой девушки-регистраторши, которая не обращала на них никакого внимания.

Через час они вернулись в кабинет эндокринолога. Врач был чем-то несколько смущен, глаза его были опущены к столу, в руках он теребил небольшой бумажный пакетик.

– Вот что… Стекла с результатом пункции посмотрел под микроскопом наш врач-морфолог. Воспаления щитовидной железы там нет… Вам надо бы проконсультироваться в институте онкологии. Во всяком случае, эти стекла надо бы посмотреть в их лаборатории, – эндокринолог протянул Петру Павловичу бумажный пакетик.

– Выйди в коридор и жди меня там, – твердым голосом сказал Петр Павлович Алексею. После того, как закрылась дверь, он обратился к врачу:

– Я вас правильно понял?

– Ну, пока что это подозрение… Надо уточнить… Нужно заключение двух независимых морфологов… Если подтвердится диагноз, то лечением должны заниматься именно там, в институте онкологии.

Петр Павлович взял со стола бумажный пакетик, встал и молча вышел из кабинета.

Алексей сидел в холле и что-то читал на экране своего смартфона. Петр Павлович в коридоре сделал несколько звонков, постоял минуту, медленно и глубоко дыша, потом подошел к Алексею.

– Сейчас съездим еще в одно место.

– «Институт онкологии является ведущим медицинским учреждением в стране в области лечения рака», – процитировал Алексей прочитанный текст в смартфоне и, усмехнувшись, добавил, – звучит обнадеживающе.

– Не болтай. Пошли, – решительно и спокойно произнес Петр Павлович, выходя из холла клиники.

Ехать надо было на другой конец Москвы. Водитель Дима знал все объездные пути, поэтому в пробках им стоять не пришлось. За время пути никто не произнес ни слова. Через полчаса они были на месте около огромного беловато-сероватого здания.

В здании имелось четыре этажа, но оно было очень длинное. По бокам к основному зданию института примыкали несколько зданий поменьше, также состоящие из четырех этажей и соединенные с основным зданием переходами. В середине длины главного здания располагалась башня из двадцати шести этажей. Сам вид онкологического института должен был внушать приближающимся людям почтение и уверенность в том, что здесь собрались важные люди не для того, чтобы впустую проводить время и пить чай, а для неусыпного решения судьбоносных вопросов.

– Мы к доценту Ахметзянову Сурену Ильхамовичу. По договоренности. На нас должны быть заказаны пропуска, – объяснил охраннику Петр Павлович.

Он с Алексеем прошел вовнутрь и после блуждания по бесчисленным коридорам подошел к кабинету с золотой табличкой, на которой значились звание и имя-отчество-фамилия хозяина кабинета.

Как и всегда, Петр Павлович, стукнув в дверь, вошел в кабинет, не дожидаясь ответа. Ахметзянов вежливо взял пакетик со стеклами, вызвал по телефону медсестру.

– Это в морфологическую лабораторию на срочное исследование, – передал он стекла медсестре, которая сейчас же вышла из кабинета. – А вы пока подождите в коридоре минут двадцать, – добавил он, обращаясь к двум посетителям.

Ахметзянов разговаривал вежливо, но несколько надменно. Чувствовалось, что он большого мнения о своем месте работы. «На хромой козе не подъедешь», – говорила обычно про таких людей Пелагея Матвеевна.

В длинных полупустынных коридорах онкологического института вдоль стен периодически стояли пластмассовые стулья, соединенные по четыре. Было тихо. Иногда по коридору проходили люди – сотрудники, пациенты, родственники. Они переговаривались почему-то шепотом. Лица у всех были серьезные. Во всей обстановке института витало ощущение ожидания чего-то важного.

Через полчаса та же медсестра вернулась, зашла и вышла из кабинета.

– Сурен Ильхамович зовет вас, – сообщила она Петру Павловичу и ушла.

Петр Павлович и Алексей вошли в кабинет. Ахметзянов отдал пакетик со стеклами.

– Это анапластическая бластома, то есть злокачественная опухоль, – важно сказал Ахметзянов.

Петр Павлович заметил про себя, что за все время пребывания в здании онкологического института он ни разу не слышал слова «рак». В обрывках разговоров встречались слова «бластома», «неоплазма», «карцинома», «опухоль»; но «рак» – никогда, как будто это слово было табу.