Джеймс Фенимор Купер - Последний из могикан (адаптированный пересказ)

© Родин И. О., текст, 2016

© Родин И. О., дизайн и название серии, 2014

В середине восемнадцатого века в Америке шла затяжная война между французами и англичанами за новую огромную колонию – американский континент. Многочисленные индейские племена оттеснялись белыми в глубь страны. Те, кому гордость не позволила покинуть землю предков, поневоле оказались во влечены в конфликт, по сути своей чуждый им. Индейцы к этому времени уже не осмеливались открыто вступать в борьбу против хорошо организованных и отлично вооруженных белых. Краснокожим приходилось мириться с присутствием чужаков на своей земле и вступать в союз со своими «канадскими отцами», которые снабжали верных им индейцев оружием и порохом.

Племя делаваров, потомков Унамис-Черепахи, которое еще называло себя ленапами, раскололось на две части. Одна часть присоединились к французскому генералу Монкальму. Однако с обычной сдержанностью, свойственной индейцам, они отказались помогать чужеземцам в тот самый момент, когда те особенно нуждались в этом. Делавары сообщили посыльным Монкальма, что томагавки их притупились, и необходимо время, чтобы их заново отточить. Канадский командующий, тонкий политик, решил, что полезнее иметь пассивных друзей, чем открытых врагов, которых он вполне мог получить, принуждая делаваров воевать с англичанами.

Другая часть племени делаваров ушла в глубь страны. Вдали от родных мест, от привычных мест охоты род Унамис стал быстро угасать. Но до многих индейских племен время от времени доходили слухи о том, что и спустя несколько десятилетий где-то в бескрайних лесах все еще живут потомки великих вождей ленапов. Слава о воинских подвигах этих людей – могикан – вызывала уважение не только среди их друзей, но и среди врагов. В племени гуронов, исконно считавшихся противниками ленапов, ходили легенды о доблести и мудрости последнего вождя могикан – Чингачгука, что в переводе означало «Великий Змей». Ни один гурон не выиграл в единоборстве с этим загадочным человеком, предпочитавшим уединенную жизнь в лесах власти над своим племенем. Поговаривали, что у Чингачгука растет сын, не уступающий уважаемому вождю (по-индейски – сагамору) в смелости и рассудительности. Чингачгук назвал сына Ункасом – в честь своего отца, который, собственно, и увел часть племени ленапов с исконных земель, не желая подчиняться законам белых завоевателей. Те же, кому довелось встретиться с Ункасом на поле битвы или на охоте, дали юноше прозвище Быстроногий Олень – за врожденное благородство и за то, что никто не мог сравниться с ним в скорости бега. Никогда враги не видели спины Ункаса в битве, но тот, за кем Быстроногий Олень бросался в погоню, не мог уйти безнаказанным.

Чингачгук и Ункас снискали уважение не только среди краснокожих. Разведчик английской армии Натаниэль Бампо чувствовал себя чужаком в рядах своих соотечественников. Кристально честный, благородный и скромный человек, двадцатилетним юношей он стал охотником в североамериканских лесах. Натаниэлю не было равных в меткости. Пули его били без промаха, хотя оружие того времени было далеко от совершенства. Разведчик и следопыт, он с глубоким уважением относился к индейцам, был желанным гостем в племени делаваров, которые даже дали ему прозвище Соколиный Глаз. Особенно высоко ценил Соколиный Глаз Чингачгука, который стал разведчику верным другом и спутником в его многолетних скитаниях по лесам Америки. Ункас рос на глазах Натаниэля и тоже был безгранично ему предан. Соколиный Глаз учил юношу стрелять, передавал ему секреты своего охотничьего мастерства, и сам многое перенимал у индейцев. Гуроны боялись встречи с разведчиком и называли его Длинным Карабином.

Троих друзей связывали тесные узы. Это была особая мужская дружба – которая не требует наград и за которую каждый, не задумываясь, отдал бы жизнь. Пока Соколиный Глаз, Чингачгук и Ункас были вместе, они верили, что им не грозит беда. Однако судьба распорядилась по-иному.

Там, где сливаются хрустально чистые воды озера Хорикэн с водной гладью Шамплейна, тянущегося с канадской территории, на возвышенностях строились небольшие крепости. В это неспокойное время то французская, то английская армии поочередно овладевали ими.

В английскую крепость Эдвард пришли известия о появлении близ Шамплейна французов под предводительством опытного военачальника, генерала Монкальма. Весть принес индеец, посланный комендантом форта Уильям-Генри, полковником Мунро. Досужие болтуны добавили, что генерал движется с отрядом, «в котором солдат что листьев в лесу». Мунро просил немедленно выслать ему подкрепление. В форте под его командованием стоял один регулярный полк и небольшой отряд колонистов. Это был слишком малочисленный гарнизон для борьбы с подступавшими силами Монкальма.

Должность коменданта крепости Эдвард, исполнял генерал Вебб. Под его командованием находились пять тысяч человек. Вебб мог бы выставить достойное сопротивление Монкальму. Однако напуганный своими прежними неудачами, Вебб не спешил встретиться с неприятелем, дать сражение и остановить французов. Тем не менее вскоре прошел слух, что утром полуторатысячный отряд отправится на помощь форту Уильям-Генри.

На рассвете сон солдат нарушил оглушительный грохот барабанов. Несложные сборы скоро закончились, и солдаты построились в боевые отряды. Королевские наемники красовались на правом фланге; добровольцы из числа поселенцев заняли места слева. Вперед выступили разведчики, колонна тронулась в путь. Лесная чаща расступилась, и скоро отряд исчез.

Однако не только те люди, что составляли отряд, собирались в путь. Перед домом генерала Вебба стояло несколько оседланных лошадей. Две из них предназначались для женщин высокого звания, а в седле третьей красовались офицерские пистолеты. На почтительном расстоянии стояли праздные зеваки, любовавшиеся лошадьми.

В их числе был человек, резко выделявшийся из толпы. Он был высок, но его фигура казалась донельзя нескладной. Голова у него была большая, плечи узкие. Худые длинные ноги контрастировали с массивными коленями. Странный костюм человека довершал картину. Камзол был слишком коротким, желтые узкие брюки доходили до колен, где были перехвачены большими истрепанными бантами. Серые чулки и покрытые грязью башмаки довершали костюм незнакомца. На одном его башмаке красовалась шпора из накладного серебра, а голову венчала высокая треугольная шляпа, вроде тех, какие в начале восемнадцатого века носили священники. Вел человек себя довольно смело и непринужденно, вслух расхваливая достоинства стоявших у крыльца коней. Внезапно он оборвал свои рассуждения и остановил взгляд на неподвижной фигуре индейца-скорохода, который принес в лагерь невеселые вести.