Татьяна Бердникова - Перчатка Соломона

– Расскажешь потом, что там да как, а, док? – с этими словами он, кривовато улыбнувшись, подмигнул.

Кевин, не найдя слов для достойного ответа на этот неожиданный выпад, молча отвернулся, направляясь следом за своим собеседником.

– Кто он такой?

Дверь палаты еще только-только закрывалась, а спутник фельдшера, почти втащивший его внутрь, уже вопросительно уставился на него, неприязненно хмурясь и ежесекундно поглядывая в сторону коридора.

– Он действительно его брат?

Кевин устало поморщился.

– Анализ ДНК я им не делал, – буркнул он и, сдерживая вздох, сам непроизвольно оглянулся на закрывшуюся только что дверь. Вездесущий блондин фельдшеру уже порядком надоел, но как от него избавиться, пока было неясно. А в свете просьбы Пола Галейна становилось понятно, что такое избавление случится еще очень нескоро.

Собеседник молодого человека на несколько мгновений сжал губы. Затем, будто завершив обдумывание чего-то крайне важного, тряхнул головой, не то отгоняя лишние мысли, не то стараясь переключить собственное внимание на что-то другое.

– Ладно, в конце концов, это не мое дело, – буркнул он и, в упор взглянув на стоящего перед ним фельдшера, нахмурился, – Тут вещи и посерьезнее имеются…

Кевин, в свой черед сдвинув брови, чуть склонил голову набок. Чутье подсказывало, что речь сейчас пойдет о состоянии привезенного им вчера мужчины; холодная логика была с ним абсолютно согласна.

– В общем… – молодой мужчина быстро огляделся, вероятно, опасаясь, как бы и здесь не выскочил из-за угла какой-нибудь интересант и, приблизив свое лицо к лицу Кевина, понизил голос, – В крови этого мужика был обнаружен «Зенар 2 2 * Название вымышленное. По этическим соображениям автор не приводит здесь настоящего названия препарата. *».

– Что?.. – фельдшер непроизвольно отшатнулся, недоверчиво вглядываясь в лицо собеседника, – «Зенар», это же… транквилизатор, если мне не изменяет память? – и, не дожидаясь ответа, прочитав подтверждение своим словам на лице, он нахмурился еще больше, – Но он же был запрещен! Запрещен к выпуску, к продаже, его производство было прекращено, он же…

– Способен отправить человека в кому, а то и организовать летаргический сон, – спокойно подхватил мужчина, – Вероятно, кто-то знает, где достать его в обход всех ограничений. Хилхэнд, это не мое дело, но в таких случаях принято извещать полицию.

Кевин закусил губу. Он сам не мог объяснить причины своих сомнений и колебаний, не понимал, почему мысль о вызове полиции так претит ему. Тем более, что это могло бы оказаться наилучшим выходом из сложившейся ситуации – органы взяли бы под свою опеку Галейна, разобрались бы с блондином и правосудие бы восторжествовало… Но молодой человек колебался.

– Доза была рассчитана четко, – продолжал, между тем, его собеседник, словно бы и не замечая размышлений приятеля, – Мужик бы не умер от нее, но возможности двигаться был лишен. Бить его не составляло никакого труда…

– Честный бой, ничего не скажешь, – Хилхэнд стиснул зубы и, опустив голову, чуть покачал ею, радуясь возможности отвлечься от разговоров о полиции, – Я видел, как он кашлял кровью… Там, когда мы ехали, в машине.

Мужчина кивнул.

– У него сломано ребро, оно немного задевало легкое, но он справится. Кевин, слушай, я не знаю, что произошло…

– Гилберт, – не давая собеседнику закончить, молодой человек предпочел высказаться сам, натягивая, словно резиновую перчатку, на лицо улыбку, – Спасибо. Я все понял, и я… я разберусь, правда. Ты уже известил полицию?

Гилберт медленно втянул воздух. Лицо его приняло выражение несколько раздраженное, ощущалось, что слова собеседника задели какие-то особенно тонкие и чувствительные струны его души.

– Я думал, ты в курсе, что я не сую нос в чужие дела, – неспешно и весомо проговорил он, – Если тебя волнует судьба твоего подопечного – милости просим, извести сам. Я не хочу накликать лишние проблемы на свою голову, Кевин, у меня итак…

– Да-да-да, – Кевин, снова не выдержав, поспешил оборвать постепенно входящего в раж собеседника, – Прости, как твой отец?

Гилберт, моментально успокоившись, немного опустил плечи.

– Жив, – коротко ответил он, – Надеюсь, поживет еще… Но, сам понимаешь, его состояние меня заботит куда больше, чем состояние какого-то незнакомого мне цыгана. Я готов помочь, правда, Кевин, готов, но слишком лезть в это дело не хочу. В конечном итоге, это же тебя всегда привлекали расследования.

По губам Хилхэнда пробежала тонкая, утомленная улыбка. Ясно было, что собеседник, чуткий, как и всегда, уже уловил его любопытство и разгадал пока еще смутные, не до конца оформившиеся намерения.

– Я тоже не слишком-то хотел бы влезать в это дело… – медленно проговорил фельдшер, – Но этот человек, Пол… Кирас, он просил меня помочь ему. Я понимаю, это не твое дело, Гилберт, прошу только об одном – не пускай к нему никого, ладно? Никого. Кроме меня.

Его собеседник кивнул. Он был еще довольно молод, лишь на год старше самого Кевина, но заботы сильно изменили его, вынудив повзрослеть раньше времени. Теперь уже он не был готов на различного рода авантюры, как бывало прежде, во времена их совместной институтской жизни. И тем не менее, Кевин Хилхэнд, будучи единственным из тогдашних приятелей, кто оставался с ним рядом, не взирая ни на что, был дорог ему, так дорог, что он, пусть и с неохотой, но готов был немного поступиться ради него своими принципами. Даже несмотря на то, что другом назвать этого парня он никогда не мог.

И все же, молчать в сложившейся ситуации, не пытаясь переубедить старого приятеля, он не хотел.

– Всем на свете не поможешь, Кевин, – голос молодого мужчины прозвучал тихо и как-то приглушенно. Хилхэнд, уже, было, направившийся к дверям, замер, обернувшись через плечо и мягко улыбнулся.

– Это верно. Но если я не могу помочь даже тому, кто попросил меня об этом… Какой же я после этого врач?

***

– Ты хотел меня видеть.

Глаза цвета темного изумруда распахнулись, устремляясь к небольшому зеркальцу, стоящему рядом на столике. Молодой человек, отразившийся в нем, остановился, с вызовом скрещивая руки на груди и сверля не слишком довольным взглядом высокую спинку кресла. Собеседник его скрывался за ней, взгляду парня представала лишь верхняя часть темно-каштанового затылка с несколькими светлыми, словно выгоревшими на солнце прядями, и так было всегда, при каждой встрече – еще ни разу ему не удавалось увидеть его лица. И молодого человека это никогда особенно не радовало.

– Ты перестарался, – человек в кресле, прекрасно замечая недовольство собеседника, немного выпрямился, следя за тем, чтобы никакая часть его лица не отразилась в зеркальце, – Зачем было так сильно избивать его?