Александр Захаров - Если бы у меня были крылья

Поняв, что в этот раз обычной взбучкой дело не ограничится и весьма вероятны последствия в виде папиного ремня, а может чего и похуже, Вика тоже сперва хотела убежать под предлогом «позвать на помощь». Кроме того, не видавшая никогда ничего серьезнее синяка или царапины на коленке, Вика была в шоке, увидев настоящий перелом руки и настоящие раны, из которых сочится кровь. Еще и Феликс, прежде, чем сбежать, активно подначивал бросить «чокнутую», чем показал свое истинное лицо. И все же, отойдя от шока и хорошенько подумав, Вика поняла, что сбежать все равно не получится. Милку будут искать, и когда найдут, то всё выяснится, в особенности то, что все ее бросили. Потом ей стало просто совестно: как она может оставить подругу истекать кровью в карьере? Она же сама отсюда не вылезет! И возможно никто её тут живой не найдет! Выход был только один: помочь и постараться уговорить Милу взять вину на себя. Мол, скажет, что сама упала. Очевидно, сказывалось дурное влияние изворотливого Феликса. Всё же сбежавшего, как и все остальные… Видя его истинную сущность, Вика в полной мере осознала, как сильно она заблуждалась на его счёт.

Вытащив рыдающую от боли Милу из карьера и усадив у стены, Вика попыталась оказать первую помощь. Как могла, разумеется, припоминая уроки ОБЖ. Перетянув и забинтовав ногу разорванной футболкой с найденным тут же подорожником, она взяла подругу под здоровую руку и повела в сторону её дома. Что делать со сломанной рукой она не знала, поэтому решила просто подвязать и больше не трогать, припоминая слова учителя, что «если не знаешь, что делать, не трогай, так как можно сделать только хуже».

Мила выглядела неважно. Бледная, вся в слезах, в грязи. Прихрамывая, она еле шла. Плакала уже не столько от боли, сколько от страха перед тем, что случилось, и что будет ей за непослушание от родителей.

– Тебе очень больно? Держись! Скоро уже дойдем до дома! – подбадривала Вика, стараясь хоть немного успокоить Милу.

– Рука очень болит… Я не хочу идти домой.

– Да ты чего?! Дома родители вызовут врача! Надо домой! – с отдышкой говорила Вика, не привыкшая таскать ношу под стать себе.

– Отец накажет! Даже со сломанной рукой… все равно накажет! – рыдала Мила, снова срываясь в истерику.

– Да, перестань! Не может же он тебя в таком состоянии наказывать! Тебе же помощь нужна.

– Когда я мячом стекло разбила, он велел мне его достать. Я полезла и об осколки поранила руку… Так он ударил меня по лицу, я упала в эти же осколки и еще сильнее поранилась. Тогда он отвел меня домой и с разодранной рукой в угол поставил. Там я стояла минут двадцать, потом в обморок упала, испачкав кровью стену и пол. Так он привел меня в чувство ремнем по спине, а потом только отвел к врачу…

«Садист… Психопат какой-то!» – подумала Вика, но сказала:

– Не бойся. Все будет, хорошо! Обещаю! Ты только иди, ладно? – затем немного выдержав паузу, добавила, с трудом признавая: – Феликс – урод! Трус! Скотина! Прости, что тебе не верила.

Мила ничего на это не ответила, ей было явно не до этого.

В тот момент Вика даже и думать перестала о том, чтобы просить Милу взять вину на себя. Пусть будет что будет, раз такое дело. А еще подумала, что у нее все-таки родители точно во много раз лучше, хоть и тоже наказывали не раз.

Доведя Милу до дома, Вика позвонила в дверь. На подруге уже не было лица, не то от страха, не то от боли. Впрочем, и Вика боялась увидеться с ее отцом, после такой характеристики… Наудачу обеих открыла мать Милы, звали ее Людмила, отца видимо еще не было дома.

– Помогите, пожалуйста, тетя Люда! Мила руку сломала, ей надо к врачу… – запыхавшись, срывающимся голосом произнесла Вика.

Мать Милы была набожной и не очень красивой женщиной. Вика её знала лишь из рассказов Милы и видела только однажды. Все, что в их семье происходит, мать отдавала на волю Бога. Она соблюдала все посты и постоянно ходила в церковь. Милу она пыталась воспитывать в том же духе, а также в терпеливом отношении к постоянному гневу и угнетению от отца. Об этом Мила сама рассказывала Вике задолго до этого дня. Ей это не нравилось, поэтому она практически и не бывала дома, уходила гулять во двор, даже в одиночку, с утра и до самого вечера. Лишь бы не слушать постоянные молитвы и не опасаться трепки от отца, которому только дай повод, хотя и тот нужен был не всегда.

Увидев искалеченную дочь, мать привычно запричитала, и тут же увела Милу домой. Вике она только сказала сухое «спасибо» за то, что помогла. Затем чуть склонила голову и тут же поспешила закрыть дверь. Вика даже не успела ничего сказать, не то, что извиниться. Звонить еще раз в дверь она не решилась, учитывая обстоятельства. Поэтому она сразу поспешила домой.

Выходя из подъезда, Вика ощущала себя подавлено, её грызла совесть и на душе было гадко. Гадко, что все-таки струсила и не призналась. Чем она теперь лучше Феликса?! Может, стоило бы вернуться и все сказать? Однако ноги предательски вели прочь.

Домой Вика пришла поникшая, с разорванной футболкой, вся грязная, а местами еще и в Милкиной крови. Прошмыгнув мимо родителей, она поспешила отмыться и переодеться в чистую одежду. Время было как раз к чаю, и мама позвала всех к столу. Вика вышла и тихонько села с краю. Не спеша потягивая чай, она даже не прикоснулась к сладкому. Все это выглядело странно, ведь Вика любила сидеть напротив телевизора по центру и от сладкого отказывалась, только если были проблемы. Родители заметили настроение и задумчивость дочери, но нарочно акцентировать внимание не стали.

Мол, подумает, и сама расскажет.

Но Вика молчала, продолжая пить чай без сладкого, и даже без сахара, что вообще ей было не свойственно. В конце концов, отец не выдержал и спросил:

– Может все-таки расскажешь, что произошло? И не отрицай! Я же вижу, что-то не так…

– Пап… – тут же отозвалась Вика, – Вот если бы ты сделал что-то плохое…

– О-па! – ошарашено ответил отец, – Так! Что, например?

– Ну, не важно… – отмахнулась дочь, – Вот если бы ты сделал что-то плохое, и от этого другому человеку было бы плохо… Ему бы грозило наказание, а ты, вроде как, его избежал… Вот как бы ты поступил?

Отец напрягся, предполагая, что дочь опять что-то натворила, но рассудил, что лучше сперва ответить на заданный вопрос:

– Ну… хм… От ситуации зависит, конечно… – сначала замешкался он, но потом добавил, – Я пошел бы и признался, надеясь на милость пострадавшей стороны. Принял бы наказание в соответствии с их решением. Только негодяи и недостойные люди плюют на это. Ты что-то натворила! Я прав? – строгим тоном спросил отец.

– Да… – с горечью в голосе произнесла дочь.

Родители были шокированы. За все время это был, пожалуй, первый раз, когда дочь не начала рассказывать о том насколько она «не виновата», а открыто признала свою вину. Но разговорить ее и узнать больше не удалось. Единственным вариантом было отправить ее умываться и спать, а расспрашивать уже завтра, когда она успокоиться.