Юрий Пахомов - Трагедия в крепости Сагалло (сборник)

– Ваша работа… – Соумс почесал карандашом кончик носа. – Значит, вы все-таки летите? Имейте в виду, я не дам вам помощников. Какой сумасшедший согласится лететь в это адово место, да еще накануне сухого сезона? Придется рассчитывать на местные силы. Кстати, национальным институтом Пастера в Омо руководит доктор Джозеф Торото, и дело у него поставлено неплохо.

– Видите, как все просто.

Соумс неопределенно хмыкнул.

– Простите, Чарльз, все забываю вас спросить, где вы научились так ругаться?

– Ругаться?

– За те два дня в буше я наслушался такой ругани… Специально изучаете?

Соумс неожиданно рассмеялся. Улыбка не молодила, а старила его. Может, потому он так редко смеялся?

– В юности я три года проплавал матросом. Зарабатывал деньги на колледж. Так что, Стефан?

– Лечу.

Соумс нажал на кнопку селектора.

– Люси, я знаю ваше отношение к месье Эрмину…

Послышался загадочный шорох, потом томный вздох: «О шеф, вы жестокий человек…»

– Так вот, закажите ему билет на Ампалу… Гм-м. На субботу. Он как раз в субботу собирался улететь в Москву в отпуск, так зачем его лишать хотя бы иллюзий?

Соумс отключил селектор, выпрямился в кресле.

– Впредь будете знать, как разговаривать с патроном. Так-то. Да, Стефан, известно ли вам, кто в Омо работает региональным экспертом? Программа шистосоматоза.

– Понятия не имею.

– Барри Дэвис.

– Старина Дэвис?

– Именно. Там вам не будет скучно.

– Мир тесен. Я познакомился с Барри в Гвинее. Потом были Конго, Кения… Сколько же я его не видел?

Соумс встал и протянул руку.

– Ну, счастливо, Стефан. Только будьте осторожны. Обстановка в районе Омо сложная, среди племен гачига волнения. Если верить газетам, были случаи нападения на туристов.

– Пожелайте мне ни пуха ни пера.

Соумс пожелал.

– Идите к черту!

– Что? – Соумс от неожиданности выронил карандаш.

– Так у нас, у русских, принято отвечать. Иначе не будет успеха в деле.

В приемной я поцеловал Люси руку.

– Храни вас Бог, Стефан.

– С Богом у меня долгосрочный контракт. Плюс страховка. А это вам. – Я протянул Люси миниатюрную матрешку, в которую чудом помещались еще две поменьше.

– Благодарю, очень мило. Когда будет готов паспорт, билеты и сопроводительные письма, я позвоню. Хотя мне очень не хочется, чтобы вы уезжали.

Я подошел к окну: капли дождя прочерчивали оконное стекло.

Телеграмма, подписанная министром национального здравоохранения республики, составлена квалифицированно. Правда, несколько категорично. Суть: в мае 197… года в восьмидесяти милях от города Омо, среди людей племени гачига возникла эпидемия геморрагической лихорадки. Заболеванию людей предшествовала эпизоотия среди скота. По клинике – типичная лихорадка Рифт-Валли. Типичная… Нужны серьезные основания, чтобы утверждать это. Геморрагические лихорадки – моя область, я занимаюсь ими без малого четверть века, еще с Сибири, и потому привык к сдержанным оценкам.

Мы связаны с республикой проектом борьбы с лихорадками. Работы ведутся несколько лет. К тому же момент удачный – наконец удалось получить вакцину. Испытания ее на волонтерах в клинике дали обнадеживающие результаты. Вакцину я испытал и на себе. Так что вреда она не принесет. А шанс спасти гачига достаточно высок. Какой уж тут отпуск?

Ситуация между тем в племени гачига (болотных людей) складывалась довольно острая. По предварительным данным, восемьдесят человек погибли, причем в основном дети. Не исключена угроза распространения эпидемии на соседние районы…

Вид из окна меня развлек. Я люблю Женеву, но сейчас мне почему-то было неприятно смотреть на чистые, отмытые дождем улицы. В середине мая в Москве не топят. А весна нынче не балует. Варя одна в пустой, холодной квартире. Да, известие, что отпуск мой временно откладывается, ее, конечно, не обрадует, придется что-то придумать. Ложь во спасение. Одно хорошо, удастся повидаться с Барри и Кристиной. А может, мы вместе отправимся к гачига в гости? Кстати, нужно собрать о гачига хотя бы элементарную информацию: нравы, быт, социальная организация. Эпидемиолог не может не интересоваться этнографией. Без знания жизни народа, его обычаев, верований невозможно изучить механизм передачи инфекции.

Если бы известный американский исследователь Картон Гайдушек не обратил внимания на бамбуковые палочки, которыми фори – аборигены Новой Гвинеи – лакомились после похорон родственников, тайна болезни «куру» так и осталась бы нераскрытой.

Оказывается, в бамбуковых палочках запекался мозг умершего, зараженного вирусом «куру», или, как его называют – «смеющейся болезни». Больной, что называется, с хохотом отходил на тот свет. Палочки с мозгом ели не из-за гастрономической извращенности – таким способом они собирались сохранить информацию, накопленную соплеменником за свою жизнь. Интересно, нет ли таких «милых» обычаев у гачига?

О Центральной и Восточной Африке я перечитал груду книг, были среди них и солидные исследования, и даже романы о кровожадных кочевниках – масаях. Но я никогда не слышал о народе гачига, населяющем глухой район на северо-западе от Великих озер.

В отпуск мы с Варей решили съездить в родную деревню Онорино. Я там не был лет десять, Варя вообще никогда не была. Так тянуло в родные места – спасу нет.

И когда решение было принято, я потерял покой. Сниться стали дорога, Онорино, дедовская изба, речка Турунгас.

Нет уже избы, да и деревни тоже нет. Слились мелкие деревеньки в село Отирка, а дальняя родня, что наезжает в Москву, переселилась в поселок Пихтовое на лесоучастке.

Дед рассказывал: деревню основал вятский крестьянин Онорин в конце девятнадцатого века. Дед и бабка тоже вятские, из первых таежных переселенцев. К моему рождению в Онорине стояло двадцать домов, и была начальная школа. Чтобы учиться дальше, мне после четвертого класса пришлось ходить в Имшегал десять километров тайгой, а потом перебраться в поселок Васисс – там школа-десятилетка, больница, клуб, электричество.

В Онорине электричество появилось только в начале шестидесятых годов. Дико звучит, но факт. При керосиновой лампе сидели, а то и при коптилке. Самый ближайший город – Тары, пятьдесят верст тайгой, по бездорожью.

Пароход я впервые увидел восемнадцати лет, когда ехал поступать в медицинский институт. Но ни пароход, ни Омск меня особенно не поразили – паренек я был начитанный. Больше всего удивил асфальт. После таежных троп да буераков не верилось, что дорога может быть такая ровная.

Мог ли я тогда предположить, что стану доктором наук, профессором, экспертом ВОЗ, что после нескольких лет работы в различных странах Африки обоснуюсь в штаб-квартире в Женеве?