Марат Байпаков - Танаис. Тайга

Совет пятисот чинно сел на землю. В отблесках шести костров видны хмурые, даже злые лица.

– С чем же ты тогда, мудрый Савлий, не согласен? – не глядя на упрямого мужа, сурово спросил верховный жрец.

– А не согласен я со сговором вашим ! – произнёс Савлий с горьким упрёком. – Вы всё сладили ещё до совета пятисот. Раздали выступающим песни. Согласно, хором спели и убедили совет пятисот. Вон вас сколько было-то! Всё как на свадебном торжестве, одно, второе, да за другим поют. То про жениха, то про невесту, потом про их совместные заслуги. Теперь война с таёжными уже как вроде и решённое дело . Новый вождь – у вас уже вождь не временный, не мирного времени – а грозный вождь военный . И это звание совет мудрых принял. Никто ныне и не помышляет о мирных временах. Вот с чем я не согласен!

– Что ж, дорогой Савлий, пропой и ты свою песню . А мы послушаем – про хвалёные мирные времена . – Жрец ладонями принялся потирать посох от навершия-оленя до середины, где поблёскивало бронзовое кольцо. – Ну же, Савлий! Не медли!

Муж шагнул, робко, на полшага. Поднял к луне руки и заговорил:

– Совет пятисот, таёжных убавилось из-за двух войн наполовину. Конечно же, с ними и другие дальние племена севера в союзе. Но тот союз по примирению великого Таргетая распался. Войны не будет. Слабы для тяжких битв таёжные племена. – Савлий опустил руки. Выждав недолгую паузу, продолжил громко: – Прошу же я от вас права посетить таёжных соседей. Если примут веру, особенно с юга тайги, присягнут на верность Табити, повода для войны не будет!

От столь нежданных слов лица стали задумчивы. Некоторые из совета прикрыли глаза ладонями. Однако иные, по большей части запальчивая молодёжь, криво улыбаясь, без затяжных раздумий уже сложили мнение. Вновь поднялся Раман и запросил слова. Перехватив одобрительный взгляд верховного жреца, рыжеволосый муж громко заговорил:

– Хоть ты меня, почтенный Савлий, и обвиняешь в каком-то там непонятном сговоре , скажу тебе прямиком: твой замысел – безумно храбрый. Один поедешь верой в Богов одаривать замирённых? Не знал, что ты удумал и по смерти нас укорять – дескать, за веру пал ! Безумен твой замысел, потому как про Богов северных кочующие таёжные племена давно знают, но тёмных духов тайги на нашу веру до сих пор не сменили. – Рыжеволосый подбочился. Недобро улыбнулся. – И как, скажи мне на милость, ты веру с ними будешь обсуждать? Про три мира сказывать легенды? Савлий, ты знаешь их языки? Да неужто? Но ведь и таёжные иной раз не понимают друг друга! Север и юг, а ещё болотный говор у них. Дозволь узнать, разве ты не знаешь, что Мать-Богиня не разыскивает новых верующих? Не требуются Матери-Богине насильно приобщённые ! – На этих словах Раман вынул из сумы круглое бронзовое зеркало. – Разве жрецы тебе не говорили, что нет нужды в свежепойманных последователях?

Савлий нахмурился. Вытянул правую руку, указуя на зеркало предков.

– Мой Раман, скажи, зачем ты вынул зеркало?

– Савлий, я тоже истинно верую в Богов. Не меньше, поверь, чем ты, верую. В суме всегда держу светило. Готов я, как и ты, идти с образом Создательницы Миров, Великой Табити. Но ведь различия меж северными и таёжными отнюдь не в вере сокрыты.

– А в чём же те различия ? – угрюмо произнёс Савлий.

– Таёжные не держат слова, не ведут долгой дружбы. Всяк имел обманную мену с ними. А как наш скот крадут! – Раман наклонил голову и зло бросил Савлию: – Клятвы нарушать – самое страшное преступление! Так? – Савлий кивнул. Раман продолжил, уже смягчившись: – Но то у нас, мудрый Савлий, а у них-то, у таёжных, попроще. Сказал – и вовсе позабыл. Клятвы на крови для них дело пустое. Так как же верить их словам? То же, что ты намерен им подарить по широте степной души, их недостойно!

– Савлий, ты это… того… – Верховный жрец рукой указал на круг. Снисходительным тоном вполголоса молвил: – С ядь . Добрые оценили твою храбрость. Посмотри вокруг, тебе этого восхищения мало? Негоже смуту в рядах достойных поднимать. Ты же ведь знаешь, Савлий, чем закончится твоё стояние у костра?

Упрямец тяжело вздохнул, махнул рукой, понурился, нерешительно шагнул к месту, где сидел, видимо уже намереваясь последовать указанию жреца, да и, наверное, бы ушёл, но тут вдруг странным голосом провыло, а потом и громко треснуло горящее полено. Сноп искр заиграл в костре. Савлий вздрогнул, остановился. Искоса посмотрел на пляшущее пламя. С того места и заговорил, глядя в чёрную землю перед ногами:

– Дайте мне уйти к таёжным с миром. Не будет новой брани.

Совет пятисот загудел сердитым ульем. Послышались невнятные из-за гула гневные выкрики. С десяток правых рук указало на Рамана, который молча рассматривал сутулую фигуру Савлия в неясном свете костров. Верховный жрец высоко поднял посох. Раман громко заговорил:

– Если бы не знал твоих заслуг по прошлой войне… – молвил он быстро. Савлий же отвернулся к пламени. – Если б не знал, решил бы, что передо мной трус , у которого Боги по старости напрочь унесли разум.

Никто в совете не засмеялся. Многие мудрецы с осуждением зацокали языками. Храброго Савлия за труса не почитали. Однако Раман и не думал оскорблять мужа.

– Три раза ты отбивал наскоки таёжных на своё поселение, ведь так? – продолжил он серьёзно. – Поговаривают, что отряды аж под пять сотен, да всё ночами, ходили скрытно на тебя. Лютые атаки на валах в тумане отбивал ты. Там первый ты клевцом махал – так говорят достойные люди. Спасал ты и соседские поселения от погромов – то я лично застал. О чутье твоём бранном, Савлий, при всех в совете свидетельствую, оно как у матёрого волка . Но что с тобой, мой друг, сегодня приключилось?

Савлий не отвечал – видимо, узоры пламени поглотили его внимание. Раман воскликнул весело:

– Савлий, прошу тебя, не ты один упрямый! Мы все ой какие упрямцы. Гордимся, что уж скрывать, своим упрямством…

Послышался общий благодушный смех.

– Упрямо держим клятвы! – продолжил Раман, гордо подбоченясь. – Упрямо дружбу сберегаем. Жуны по родству давеча у нас попросили помощи супротив Чжоу. Мы жунам помогли. А ведь могли бы и отказать! Но нет, упрямо нарядились в бронзу…

Примирительный хохот стал громче.

– Савлий, отчего ты невзлюбил дорогую Адму? – Раман подался вперёд, силясь разглядеть лицо того, к кому обращался.

– Раман почтенный… – Савлий оторвался от созерцания пламени и встретился с товарищем тяжёлым взглядом. – Нет у меня обид на Адму. Не об Адму почтенной тревоги мои. И не о себе пекусь. В войнах с таёжными утратим племя, достаток, да и веру в Богов, нас, неразумных, создавших. Думу твёрдую держу, что смогу без войны таёжных склонить на нашу сторону. Особливо тех, кто к югу.