Лиза Даль - Screenplay 4. Добившая_ся

Впервые познакомившись с его картинами на выставке в Европе, я погрузилась в какое-то поэтическое оцепенение, вызванное их тайной и тайной вещей, изображённых на этих полотнах. Для Магритта характерен отстранённый, невозмутимый стиль, с которым он сочетает несочетаемые предметы, выстраивая таким образом ребусы, разгадать которые однозначно просто невозможно. Каждая из работ моего любимого художника ставит вопрос о самой сути бытия, заставляет задуматься.

Обложку моего фальшивого документа украшают его картины. На лицевой стороне знаменитые «Влюблённые», на оборотной – те же «Влюблённые», но уже в другой их вариации. На этих работах крупным планом изображена пара – мужчина и женщина, головы которых наглухо укутаны белыми покрывалами. У каждого своё. В первом варианте они страстно целуются в комнате, во втором стоят на фоне умиротворённого пейзажа, их скрытые под тканью лица обращены к зрителям, позы расслабленные, они тепло прильнули друг к другу.

– Да, любовь слепа, – пробормотал Рональд, разглядывая обложку.

– Картины не об этом, – возразила я.

– Именно об этом.

– Слишком примитивное толкование.

– Не примитивное, а очевидное.

– Я была о тебе лучшего мнения, – насмешливо бросила я.

– И о чём же они? – спросил он с вызовом.

– О том, что даже самые близкие люди не способны до конца открыться друг другу.

– Ты просто издеваешься над моей фантазией! – раздосадованный Рональд вскочил на ноги.

– Это не я, это Магритт, – я вздохнула и поворошила палочкой угли в костре.

Рональд продолжал рассматривать обложку с серьёзностью ученого, исследующего древний манускрипт. Выражение его лица забавляло меня.

– Он не просто закрыл им глаза, он замотал им головы! – наконец воскликнул он и победно сверкнул глазами. – Они потеряли голову от любви! Нарисованная метафора!

– Пф… Я скорее поверю, что они просто предаются греховной страсти и стыдливо прикрылись покрывалами.

– Но посмотри, – сунул он мне обложку под нос, – на второй картине они выглядят как счастливая семейная пара!

– Прошло время, а истинной любви так и не возникло. Они до сих пор изолированы друг от друга. Это не настоящая любовь, а жалкое подобие, не способное погрузить в мир партнёра. Так живёт большинство семейных пар.

– Или никакие преграды не страшны для истинной любви? Они чувствуют друг друга даже сквозь двойной слой ткани!

– Ты чересчур оптимистичен, – покачала я головой.

– А ты, похоже, не веришь в любовь.

– Даже влюблённые остаются слепыми! – я выхватила у него обложку и помахала ею у него перед носом, как доказательством: – Они не видят друг друга и никогда не смогут познать истинное лицо своего партнёра, потому что скрывают его! Время идёт, а они всё так же далеки!

Секунду он соображал, а потом его глаза вспыхнули.

– Иногда любовь настолько сильна, что зрение ей не нужно. Они и так прекрасно чувствуют свою половину.

– Поцелуй через покрывало, как символ, как неспособность почувствовать наслаждение от истинной близости, которая возможна только при настоящем чувстве.

– Как трагично! – закатил глаза Рональд.

– Это жизненно!

– А вот совсем банальное толкование – внешность не главное, важно лишь внутреннее зрение, ощущение своей половины.

– Слишком просто для Магритта!

– Люди склонны переоценивать талант психов!

– Он не сумасшедший, он гений!

– Такой же душевнобольной, как и Ван Гог!

– Похоже, ты ничего не смыслишь в искусстве!

– Я? – воинственно задрал бровь Рональд. – Ну конечно, совсем ничего!

– Корчиться на камеру, это не то же самое, что писать великие картины! – выдала я внезапно.

Он замер, сверля меня взглядом, а потом внезапно расхохотался. Я представила себе, как выгляжу со стороны. Руки в боки, лицо раскраснелось в пылу спора, глаза сверкают гневом. И мне тоже стало смешно, но я не подала виду.

– Что тебя так развеселило? – спросила я строго. – Назвав моего любимого художника психом, ты кинул камень в мой огород, и вполне естественно, что я злюсь.

– Не-ет, – выдавил он сквозь смех, – я тебя никуда не отпущу! Потрясающая женщина! Вместо того чтобы ныть, она, голодная и уставшая, спорит о смысле каких-то картин!

Закравшееся подозрение размыло вспыхнувший гнев.

– Ты специально провоцировал меня? – прищурилась я.

– За тобой очень интересно наблюдать. И, должен сказать, ты чертовски сексуальная, когда злишься.

– Сам ты псих, – я примирительно махнула рукой.

– Я псих, а Магритт гений, – Рональд многозначительно поднял палец. – На самом деле он изобразил всю суть общения через интернет.

– Когда Магритт творил, не было ещё никакого интернета.

– Значит, он действительно псих, раз думал, что видит будущее.

– Ты опять за своё? – повторно завелась я.

Рональд подошёл и обнял меня за плечи, поцеловал в лоб, прижал мою голову к своей груди. Сказал:

– Ты ошибаешься, думая, что я пытаюсь его оскорбить. Таким образом я им восхищаюсь, только и всего. Все творческие люди сумасшедшие, Лиз. Одни меньше, другие больше. Они вынуждены быть ими, потому что источник, в котором они черпают своё вдохновение, лежит за пределами этого мира. И чем больше они из него пьют, тем большими безумцами становятся. По меркам этого мира, конечно.

– Ты тоже сумасшедший? – спросила я, прислушиваясь к стуку его сердца.

– Пятая поправка к Конституции: «Против себя не свидетельствую».

– Ну а серьёзно?

– О, я ещё тот псих, – кивнул он убеждённо. – Ты будешь долго исследовать глубины моего безумия.

– Ты кажешься нормальным.

– Казаться не значит быть. Я уже говорил, что актёр и потому очень хорошо умею прятать себя. Видишь ли, не с каждым хочется разделять своё сумасшествие. Найти того, с кем хочется, и того, кто по твоим представлениям способен это вынести, – большое счастье.

Я раздумывала над его словами, пока он баюкал меня на своей груди. Подняла к нему лицо:

– По твоему, я смогу вынести твоё безумие?

– Будет нелегко, – пообещал он, – но интересно. И да, думаю, ты справишься.

– Предлагаю зарыть топор войны в шалаше, – сверкнула я глазами.

Вещи наши, выстиранные, сушились возле костра, и мы ходили обнажённые. Мне и так нелегко было смотреть на Рональда весь вечер, пока мы занимались делами, а сейчас возбуждённая спором и его красочной, и в некотором роде профессиональной, жестикуляцией я и вовсе еле сдерживалась. В ногах появилась знакомая дрожь, внутренности скручивались воронкой – вакуум мой втягивал их с такой силой, что было больно.

Рональд бросил взгляд на котелок с грибным супом, вода уже закипала. Посмотрел на меня обнаженную, призывно стоящую перед ним, снова на котелок, выругался и закинул меня на плечо.