Юлиана Королёва - Эйдос непокорённый

– Рыжик, прости, – дрожащими пальцами Мирим пытается захлопнуть железки на моих запястьях и закрутить крепления.

Капюшон спадает с его головы, являя взъерошенную русую макушку и конопатый нос, почти как у меня. Всего четырнадцать, а он уже Безымянный. Переплюнув подвиг Батьи-Ир, нацепил тёмно-синий балахон в столь юном возрасте. Может, оно и к лучшему, что он нашёл место на почётной должности – подмастерье главной советницы. Научится руководить народом, вырастет уважаемым человеком. Зря я возражала.

– Это ты прости. Делай, что должен, – собственный голос из-за маски звучит неузнаваемо.

Сквозь прорези для глаз видно, как он задерживает взгляд на забинтованном запястье, торчащем из-под широкого рукава, стараясь аккуратно защёлкнуть железные оковы, но не может справиться с проржавевшей застёжкой, и, в итоге, решает обойтись без них. Остальные Безымянные напрягаются, будто теряют терпение от своевольного жеста мальца.

– Батья-Ир тебе не поможет. Только Мастер Гиллад, он нашёл старые законы, но… – голос Мирима срывается, не позволяя закончить предложение.

Его отталкивает в сторону другой святоша, которого я не знаю. Выхватывает из тонких пальцев браслеты, легко заковывает меня и выводит из кельи. Оковы, как и маска, часть костюма, представления, традиции. Их нельзя отменять. Лучше бы надели мне мешок на голову, сквозь него хоть дышать было бы проще.

– Что случилось? – пытаюсь выяснить, когда меня подталкивают в спину. Но ответа нет. Говорить со мной не положено.

Две сестры и Мирим плетутся позади, мелкие и задавленные широкой спиной незнакомого Безымянного. Не помню, чтобы в свите Батьи-Ир был столь высокий святоша. Лица его не видно из-за нахлобученного капюшона, впрочем, мне нет дела до того, кого она набирает в свиту.

Я понимаю, что дрожу, хотя на дворе тепло, несмотря на лёгкий ветер и срывающийся дождь. Хочу вдохнуть утреннего воздуха, но получаю только жаркий дух древесины, из которой сделана маска. Голова кружится, глаза режет яркий свет. Может, притвориться больной или мёртвой, и не придётся никуда идти? Стараюсь не оступиться, чтобы не расквасить нос о древнюю плитку, давно не видавшую преступников. Но сквозь прорези в маске трудно различать путь. Поэтому не тороплюсь. Да и кому охота спешить туда, куда меня ведут.

Амфитеатр. Мраморное углубление в роще цветущих сапт – место для сборищ, медитаций, судов и развлечений тонет в ритме ритуальных там-тамов и рокоте людских голосов. Каждое мероприятие здесь – театральная постановка. Зрители спешат занять места поближе к сцене, хотя вся обитель в амфитеатре не поместится, и большинству святош не повезёт отвоевать удобное местечко. Но прибывший народ, не избалованный зрелищами, ждёт новых впечатлений, и внимательно следит, как загадочного индивида в маске, то есть меня, выводят в самый центр, оставляя возле массивного трона Верховного Обаккина.

Декорации готовы, объявляется последний штрих. Вокруг серо-бурая масса любопытных святош. Сотни лиц непрерывно следят за каждым моим движением и от их взглядов хочется укрыться, несмотря на маску и капюшон. По традиции деревянная личина и нелепый наряд вынуждены прятать меня от всех, кто так или иначе знает меня в лицо, и помогать судьям принимать решения беспристрастно. Если Совет признает меня виновной, маску снимут, чтобы удовлетворить любопытство толпы. Если нет, сама решу, как поступить.

Руки дрожат, бряцая оковами. Это кошмар. Пытаюсь успокоиться. Всего пятнадцать минут позора. Не помогает. Вдох-выдох. Смотрю вдаль, сквозь жужжащую толпу балахонов, стараясь сохранить остатки достоинства.

Представление начинается. Верховный Обаккин прибывает в паланкине, перебирается на высокий трон и утопает в подушках. Занавес справа открывает Совет Чёрных в балахонах священного чёрного цвета. Совет возглавляет Батья-Ир. Весь конклав в масках вроде моей, советникам не положено снимать деревянные личины во время заседаний. Слева – место защитника, Мастера Гиллада. Но его нет. Тревога прокатывается по телу ознобом. О чём не договорил Мирим, что случилось? Надеюсь, с ним всё в порядке.

Там-тамы вдруг замолкают, глухой «бам» заставляет вздрогнуть. Гонг предвещает начало спектакля и сотни взглядов устремляются к Верховному. Он поднимает тощую сухую руку. Шёпот постепенно стихает. Верховный здесь авторитет и голос Демиургов, его власть непоколебима. Вот и момент истины. Наступает гробовая тишина: только ветер шумит; играет с цветочными лепестками; кружит цвет голубой сапты; несёт его волной по двору, под ногами Совета Чёрных Обаккинов, по головам стремящихся в Верховные; задевает подолы балахонов вечно недовольных Матров, этих обаккинских лизоблюдов; быстро огибает Доверенных. Их всего шестеро, всегда только мужчины, и лишь они имеют доступ к свободе, потому их самомнения раздуты как большой воздушный шар, привязанный над сценой. Ветер гонит лепестки мимо уважаемых Мастеров и Наставников, огибает толпы наивных Безымянных сестёр и братьев, пролетает мимо эккинов вроде меня. И так, обогнув всю аллидионскую иерархию, от высших до низших, приползает к моим ногам, словно зверёк, отыскавший пристанище. Минутный танец вихря лепестков я наблюдаю целую вечность: время ожидания давно приняло форму бесконечной петли. И сейчас я на одном из её крутых поворотов. Помощник Верховного вещает со своего места, но его почти не слышно. Сердце выскакивает из груди. В ушах гул вперемешку с шумом крови, прилившей к вискам.

– Мастер Гиллад не сможет принять участие, – голос Батьи-Ир вдруг становится громче остальных. – Я буду представлять интересы бывшей воспитанницы.

Как? Почему? Нервный шепоток пробегает по рядам. Мне становится жарко, невозможно дышать. Без его помощи я обречена. Пытаюсь сорвать маску, но Безымянные бегут, чтобы поправить её и вернуть на место: пока рано, меня ещё не обвинили. Батья-Ир единственная из Совета кому разрешено показывать лицо. Она снимает маску и проходит на место защитника. Свита остаётся в стороне. Не знаю, какая защита выйдет из того, чья задача полностью противоположна: искать виновных. Но вот сюрприз. И тут я понимаю, всё дело в её репутации, ведь она, уважаемая глава Совета, не могла воспитать преступницу, так что защищать она собирается только себя. Мирим возле неё глядит взволнованно, и я понимаю, случилось что-то нехорошее. Хочется сбежать в лабораторию Мастера Гиллада, увидеть его за рабочим столом, среди тетрадей и склянок, но я окружена святошами, и они ни за что меня не пропустят.

Не сразу понимаю, что меня просят подойти к Верховному. Всего два шага, и я оказываюсь спиной к половине зрителей. Старик восседает выше всех, как настоящий правитель, и его объёмный наряд предназначен, чтобы сделать фигуру больше и важнее, только дед слишком стар и сух, и попросту тонет во всем этом фарсе, но делает это с достоинством. Помощник шепчет ему на ухо мою краткую биографию и вводит в курс дела, либо напоминает.