Серафим Богданов - В стреляющей глуши. Подготовка к вторжению

– Вы-то как, ходить можете?

– Так, ты это… Вопросы старшему по званию мал ещё задавать. Тьфу, что это я… – Виктор как бы нехотя пихнул мёртвого Иванова. Тот сполз обмякшим тюком на землю, под ноги. – Вот, дружка потерял. Гнида оказалась редкостная… такая вот… – Виктора несло, и он ничего с собой не мог поделать. – За-а-араза, проститутка, б..! Убил бы такого, два раза бы убил! Ты как здесь, гадёныш!?! – он внезапным рывком схватил мальчика за лямку и рванул к себе. Раздался треск: – Шпионишь, докладываешь своему Абверу? Родине изменяешь, сучонок? Придушу…

– Ай, дяденька, пустите!

Чувствуя слабые шлепки по лицу, что наносил мальчуган обоими руками, Виктор, наконец, выпустил его. Понимая, что перегнул, виновато опустил голову.

– Прости, – задавленно произнёс он. – Нашло что-то. А вообще, шёл бы домой, к мамке. Нечего здесь шастать под огнём. Не ровен час убъют тебя. Многих уже убили. Я вон своего боевого товарища тоже кончил. Не товарища… так – гадом оказался этот товарищ. А ты иди, Сашка. Давай…

Испуганно тараща глазёнки, Сашка ловил перепачканными ручонками оборванную лямку. Наконец он её поймал и стянул тугим узлом.

– Вы это… дяденька, не подумайте ничего. Я на наших работаю. Не на фрицев.

– А я ничего и не думаю, парень, – Виктор неловко полез на гребень воронки, слушая непривычную тишину, что повисла над полем боя. – Только хочу, чтобы одним трупом стало на свете меньше. Понятно? Вот и мамка твоя, поди, волнуется. И сестрёнка…

– Это не мамка, – быстрым шёпотом отвечал мальчуган. – Мамку в Германию ихнюю угнали. Это сестра её. Нас к себе взяла.

– А сестре что – повезло? – нахально осведомился Виктор, подползая к гребню. – Ростом не вышла?

– А у тёти Клавы муж был староста. Его немцы назначили. Вот её почему не угнали. Вам понятно?

– Ага… жаль не попался он мне, – процедил Виктор неласково. – Уж я бы… Или он тоже – на наших?

– Ни! Дядя Витя вообще ни за кого не был. Так, сам по себе. Так он и говорил: «Всяк сам по себе».

– А сейчас где? В подполе прячется?

– Да нет. С немцами сбежал. Хотел и нас с собой, да тётя Клава не позволила. Говорит ему: «Раз ты сам по себе, то и мы тоже сами по себе». Он хотел её прибить, а она его ухватом. Немцы как заржут! Он голову обмотал моей рубашкой и с ними в машину. Вот так…

Виктор посмотрел наружу и обомлел. «Тигр» стоял, направив дуло с массивным тормозом, прямо возле его самоходки. СУ-122 в развёрнутом состоянии тоже уставила ствол в наше расположение. Время от времени, обе машины шумели внутри голосами. По характеру их звучания было ясно, что ведутся радиопереговоры. Но самое главное произошло минутой позже. Над головой и по земле скользнула овальная тень. Юла…

– Дядя, опять! – зашептал мальчишка. – Вы только не смейтесь и не ругайтесь. Я её уже видел.

– И я тоже, – нехотя признался Виктор, теперь уже шепотом. – Сашка, слышишь меня? Не ори как на пожаре. Понял? Лежи тихо. От, блин…

За островами подбитых машин сзади он увидал движение германских танков и бронетранспортёров, что шли ромбом. Среди боевых машин были как привычные глазу модернизированные и не очень PzIII и PzIV, так и отбитые Т-34 с мальтийскими крестами на броне. У этих «меченных» башни были увенчаны командирскими башенками, а вместо привычных глазу 20-калибровых Ф-34 были установлены 75-мм пушки с коническим тормозом. Вскоре, гусеничные машины с уложенными сверху дополнительными траками, вышли из общего строя. Хлопнули металлические дверки на гробовидных кузовах и по обеим сторонам вытянутых кабин. Фигурки в пятнистых куртках понесли троса c крючьями к застывшим, искореженным панцерам. Десяток машин тут же оказались взяты на буксир. Тягачи заурчали и принялись выволакивать их с поля боя.

Виктор с ненавистью следил за их работой. Запасливые, нечего сказать! Мы-то так быстро ещё не научились эвакуировать свои подбитые танки. Понятное дело – Родина новые даст! Он с негодованием следил за корпусом своей СУ-85. Жалко… А командирская башенка на «Тигре» с номером «335» пришла в движение. Тускло поблёскивая зеленоватыми перископными стёклышками, она поворачивалась на турели то вправо, то влево. Но взгляд Виктора будто прирос с СУ-122. Поначалу он не рассмотрел продолговатые тёмные предметы, распростёртые возле передних гусеничных скатов. Но затем, присмотревшись, обомлел. Он рассмотрел, выхватив из футляра бинокль, прикрученных проволокой двух советских танкистов в тёмно-синих, замасленных и запыленных комбинезонах с чёрными, мягкими полевыми погонами, на которых можно было различить красный просвет и блескучие звёздочки. Их связали по рукам мотками проволок, прикрутив её к тракам. Сволочи, гады – мать их… Не танкисты наши, конечно, но те, кто эти сделали. Выродки в человечьем обличии, эти немцы, облачённые в пятнистые зеленовато-коричневые куртки, в касках с молниями; в коротких, с расходящимися голенищами сапогах, покрытых по всей подошве квадратными шляпками гвоздей, что чеканят неприятную, нервную дробь по камням.

Тут черноволосая голова крайнего, правого к нему танкиста дрогнула и склонилась на бок. В окуляры бинокля, подкрутив колёсико «резкости», он увидел горбатый, окровавленный нос, расплывшийся по загоревшей скуле тёмно-фиолетовый подтёк. Сощуренный миндалевидный глаз, казалось, весело (что было страшно!) подмигнул ему. Тевосян Армен… Барефзес, дорогой мой командир! Что они с тобой сделали, сочинец… советский, настоящий советский офицер!

Тут один из ремонтных транспортёров приблизился к его родной самоходке, которую не хотелось называть сейчас «сукой». Лязгая гусеницами, вражеская машина зашла со стороны её трансмиссии. Из металлического продолговатого кузова спрыгнули, опасливо пригнувшись, две фигуры в оливково-зелёных комбинезонах и пилотках с чёрным кантом. Они принялись раскручивать тяжёлый трос с крюком, что бы подцепить им СУ-85. Уволочь его «боевую подругу» в свой тыл.

Решение пришло быстро. Рука Виктора, опережая мозг, поползла к ракетнице, что висела у него на боку в брезентовой кобуре. Наблюдать, как фрицы утягивают с поля боя свои и советские машины, он спокойно не мог.

***

…«Гриша» одним движением прихватил ТТ, утопленный в плащ. Он молниеносно вскинул руку и выстрелил в неё. Пуля разорвала болонь на правом Машином плече. Неловко хватая прострел левой, она сперва с удивлением воззрилась на него. Словно говоря: «Ты что – очумел совсем? Я же ношу твоё дитя, ирод!» Затем она медленно осела на дорогу. Плащ вздулся вокруг неё пузырём.

У бойца-водителя лицо вмиг стало мелово-бледным. Шевеля ртом, словно силясь поймать крупицы воздуха, он принялся поднимать ствол карабина.

– Боец, отставить!

Это крикнул слабым, но настойчивым голосом «Гриша».