Наталья Патрацкая - Деревня Медный ковш

Смысл всего происходящего в отсутствие смысла. Погода хорошая, солнце пробилось сквозь облака личной жизни. Прошлая неделя состояла из дождливых отношений. Хотя, как сказать, кленовые листья наливаются красками, на одном дереве до трех ярких цветов: зеленый, желтый, вишневый. Березы желтеют через лист, один зеленый, второй желтый. Красота в лиственных просторах нарастает. И в личной жизни осень, но не бабья. Ой, да, что там. А там, вот что происходит.

Никола к плетню подошел, говорит:

– Кателира, жить без тебя не могу, на улице – благодать божья, а тебя нет, пришла бы, утешила молодца.

А я ему и отвечаю:

– Милый, любимый мой, так уж и соскучился? Да почто? Не сомневайся, приду, как только солнце к дубу подойдет, подле него и ждать буду.

Да, сподобилась, значит, и у меня ныне бабья осень. Николу то я больно люблю. А он меня? Да неужели он не любит? Я к сундуку бросилась, отварила его и затихла перед нарядами. Зипун новый достала, платок вытащила новехонький. Что Никола у меня не видел? Тятенька давно на базар не ездил. Я вытащила из сундука ленту, переплела косу, затянула ее на конце крепко лентой, бантик завязала. Покрутилась, ситцевая юбка колоколом закрутилась подле ног. Я опять к сундуку, юбку новую смотреть, словно я не знаю содержимое сундука. Я юбку себе сама сшила, выкроила из ситца, да и сшила руками. Бабушка меня стежку крепкому обучила. Юбку я лентой по подолу обшила. А тут и отец зашел в горницу, посмотрел на мои девичьи хлопоты и раскатисто рассмеялся.

– Дочь, куда ж это ты засобиралась? Неужели под венец с Николой идти надумала? А мать не спросила.

– Отец, мы с Николой встречаемся. Люб он мне.

– Да уж верно ли? Пусть сватов засылает, хватит вам желуди с дубов околачивать.

Встретилась я с Николой под дубом. Он в рубашке новой пришел, ремешком золотым подпоясанный, а сам в лаптях. Ремешок ему боярыня подарила, он и носит его постоянно. Очень Никола боярыне приглянулся. Боярыня в столице белокаменной зимой живет, а летом к нам в село наезжает. Только Никола поцеловать меня захотел, как откуда не возьмись боярыня в кибитке подъехала. Выхватила она у кучера хлыст, да по моей юбке и врезала им, ноге больно стало. Я отпрянула от Николы. А боярыня засмеялась и дальше поехала.

Никола испугался за меня, испугался и гнева боярыни. Он стоял в полной растерянности под дубом, с которого медленно падали листья. Мне стало зябко и обидно, обидно за себя и за беспомощность Николы. Я как то сразу поняла, что он зависит от боярыни больше, чем от меня. Его страх перед нею был сильнее его любви ко мне. Никола с того дня от меня отдалился, взгляд при встрече отводил. А я решила в тот момент, что непременно буду сильнее боярыни! Я буду сильнее Николы! Я – Кателира и все тут.

В зеленой еще траве лежали желтые листья, словно золотые иконы. У нас в горнице в переднем углу висит икона, срисованная с иконы Рублева. Печь занимает четвертую часть жилого помещения, в ней можно мыться и греться после того, как испекут хлеб. Пол выстлан широкими досками, немного черноватыми от времени.

Я сидела на крыльце и невольно поджидала Николу, я еще надеялась на его возвращение. Отец вышел из дома и сел рядом со мной. Мы стали рассматривать новый, каменный собор с золотистым куполом. Возле него толпилась воскресная кучка прихожан. Звон колоколов иногда радовал тишину своим вниманием. Платки, сарафаны были одеты на женщинах. Редкая женщина была в кокошнике. На мужчинах высокие лапти, длинные рубахи, подпоясанные веревкой или ремнем. А на Николе уже золотой ремешок, словно золотой гребешок у петуха.

– Отец, Никола боярыне служит, – нарушала я тишину вместо колокола.

– Это верно. Хорошо, что ты это узнала, – сказал отец и тяжело вздохнул.

– А ты чего вздыхаешь? – не удержалась я от вопроса.

– Эх, Кателира, знавал я нашу боярыню, служил ей верой и правдой, да состарился.

– Отец, и не старый ты, твои ровесники мужики седые, а ты молодой еще, русоволосый. А меня сегодня боярыня хлыстом отходила.

– Эх, мать ее! Помалкивай!

– Знамо дело, промолчу, но отмщу! – воскликнула я.

– А вот этого делать не надо. Тебе еще хуже будет, забьют тебя розгами.

– А я замуж пойду за боярина, и не забьют.

– Эх, куда хватила! Очнись, дочь!

– Тогда служанкой в боярский дом пойду.

– Это можно, слуг они завсегда любят, но кто тебя возьмет?

– А я Николу попрошу, он за меня словечко и замолвит.

– Замолвит, так замолвит, – сказал отец, закряхтел и поднялся с крыльца.

Я стала думать, как понравиться боярину, во что одеться. Одежды такой, как у боярыни у меня никогда не было. Я взяла деревянное ведро, поставила его на голову и стала ходить по двору. Мать увидел, закричала:

– Кателира ведро расколешь, протекать станет!

– Матушка, я статной боярыней хочу быть.

– Ты и так не последняя невеста, приданное у тебя есть. Очнись! – Крикнула мать и пошла к корове, которую пригнал пастух.

Я погладила кормилицу, она меня не ругала.

Отец мой конюхом служил у бояр. Боярыню возил, а теперь уж она его с собой не брала. Он все больше навоз из конюшни выносил, да за лошадьми ухаживал. А я к рукоделью была приучена, могла рубаху сшить и расшить ее. Первую рубаху я отцу сшила, да так ее узорами вышила, что боярыня вновь взяла отца на облучок своей повозки. Я тогда расшила рубаху для боярина. Да и поднесла ее боярыне. Она меня плетью хлестнула в знак благодарности, да рассмеялась громко.

– Кателира, ты у меня мужа отнять хочешь?

И как она догадалась, – подумала я и пошла прочь среди летящей листвы.

В нашем городе одни соборы большие, белокаменные. Чуть ниже ряды торговые, каменные. Я в монастырь заходила к настоятельнице, так видела каменные своды и келью монашескую. Оставаться я в монастыре не стала, не по мне святая жизнь.

Несколько домов в городе стоят каменных, красивые дома, прочные. А у нас дом бревенчатый, но просторный, есть большой хозяйский двор под навесом. Еще дед начинал строить, а отец пристройки сделал, и двор камнем вымостил. Бабушка моя еще живая и с нами живет. Она прядет пряжу, покручивая в руках веретено, сидя на широкой лавке. А мама у меня любит половики делать, у нее маленький станок деревянный, вот она на нем полосатые половики и делает. Все в нашей семье ремеслу обучены.

Никола сын кузнеца, отец его подковы для лошадей делает. У них есть своя мельница, они муку мелят. И мы у них зерно мелем на муку. Никола уже с отцом иногда у горна стоит, помогает. Чем мне не жених? Так нет, боярыня на мою голову объявилась! У нее своя земля, свои деревни и мы все принадлежим боярыне. Слухи ходят, будто боярыня колдовать умеет и своего мужа она приворожила зельем любовным. А если она и Николу к себе приворожит? Он справный парень.