Валерий Поволяев - По обе стороны огня (сборник)

– А ближе к нашим краям ничего нет?

– Только Волгоград. Раньше был Харьков, но Харьков ныне – самостийный.

– Как и мы… В конце концов Волгоград тоже годится. На чем можно доставить сюда товар, генерал не сообщил?

– На грузовиках. Хорошо охраняемая армейская колонна – это то, что надо.

– Из Екатеринбурга в Узбекистан доставить товар сможем?

– Скорее всего, только по воздуху, грузовиками опасно. Думаю, что генерал договорится с летчиками, это в его силах.

Внутри у Шаткова что-то дрогнуло, напряглось, – словно бы натянулась некая струна, позволяющая ему держать свое тело, все, что имеется внутри, в сборе, – он вел игру, которая могла кончиться для него плохо – в лучшем случае выстрелом в затылок, в худшем – содрать с живого кожу, либо закатать в горячий асфальт и сделать частью трассы, ведущей отсюда в Москву… Он внимательно следил за Николаевым, а Николаев внимательно следил за ним. То, что Шатков и пароль назвал верный, и подарок был обозначен в довольно ловкой шифровке, посланной Николаеву за три дня до отъезда из Москвы Шаткова – Николаев умел хорошо пользоваться шифровками, это был умный и жесткий человек, как и то, что генерал, о котором шла речь, был охранной грамотой Шаткова, еще ничего не значило, – Шатков мог поскользнуться в любую минуту.

Он едва приметно втянул в себя воздух – постарался набрать как можно больше в рот, пропустить его через себя, погасить противное пламя в груди, подумал о том, что Николаев без проверки его не отпустит, постарается задержать у себя. Николаев не должен его отпустить, иначе он нарушит правила игры, в которую играет сам, он непременно проверит Шаткова.

Проверка обнаружит в Москве и генерала, от имени которого Шатков ведет речь, и труп курьера с картонной биркой на ноге – узнать его не узнает даже родная мама, хотя курьер жив и находится в другом месте, курьера подменяет заезжий рэкетир без фамилии и имени, неосторожно угодивший в разборку – автоматной очередью ему снесло половину головы, все смяло, обратило в кашу, – в общем, по крупным деталям проверка готова, но проколы обычно случаются не на крупных вещах, прокалываются обычно на мелочах, а всех мелочей, как известно, не предусмотреть.

«Ничего, как говорил Кутузов, – главное ввязаться в драку, а там посмотрим, что делать». Шатков вновь втянул в себя воздух, пропуская его сквозь ноздри – сквозь плотный сжим рта дыхание не проходило, – на этот раз погасил холодное гаденькое пламя, горевшее внутри и делавшее его слабым, ответил на несколько незначительных вопросов Николаева – собственно, ответы Николаева не интересовали, ему были важны не слова, а тон, голос, выражение лица Шаткова, то, как он ведет себя, его жесты, поза – то малозначительное, почти неприметное, что может дать дополнительную информацию. Адмирал был прав: Николаев оказался очень опасным собеседником…

Шатков не заметил, когда Николаев нажал на кнопку под столом – скорее всего, эта кнопка была ножная, ощутил только, что за спиной у него будто бы из ничего, из теней в углу выросли двое, он этих людей просек корнями волос, хребтом своим, затылком – не оборачиваясь, вычислил, кто в какой позе стоит. От человека, находящегося справа, почувствовал особую опасность, правую лопатку ему начало жечь огнем, – подумал, что же он будет делать, если этот человек нанесет ему удар в спину?..

– Пока будем опознавать курьера, поживешь у меня, – сказал Николаев Шаткову, цепкие глаза за стеклами очков неожиданно расплылись, сделались нечеткими, размытыми, Шатков никак не мог уловить их выражение. – Извини, если условия будут малость похуже, чем в этом кабинете, – Николаев, повел рукой в сторону камина, из которого едва приметно тянуло вкусным древесным духом, – но трехразовое питание из ресторана получать будешь. – Николаев наклонил голову, давая понять, что разговор окончен, добавил с ноткой некой хозяйской гордости: – Мои сотрудники еду тоже из ресторана получают.

Шатков уловил это, усмехнулся:

– Большое спасибо!

Николаев подхватил сказанное на лету, ответил в тот же миг, с такой же усмешкой:

– Большое пожалуйста!

Шаткова увели в подвал – в узкую, без единого оконца, комнату, в которой стояла кровать, накрытая полосатым пледом, к изголовью был прислонен дряхлый венский стул. Больше в комнате ничего не было.

– Небогато! – присвистнул Шатков и оглянулся на своих конвоиров.

– А тебе больше ничего и не надо, – жестко, отсекая дальнейший разговор, произнес человек с железным лицом – тот, что стоял у дверей, когда Шатков шел к Николаеву (Шатков его так и пометил у себя в мозгу: «Человек с железным лицом»), и добавил многозначительно: – И полагаю, что вряд ли понадобится. Понял?

Умные глаза его ощупали Шаткова с головы до ног.

– А то, что сдал пистолет – молодец! – неожиданно похвалил он.

– А если бы я вздумал этим пистолетом воспользоваться?

– Дохлый номер! Ты видел, какая у Николаева овчарка? Специально на таких умников, как ты, натренирована, – конвоир повысил голос и сильно толкнул Шаткова в спину: – А ну, на топчан!

– Я что, арестован?

– Хуже! – Он еще раз толкнул Шаткова в спину и поспешно отступил назад.

Шатков почувствовал, что человек с железным лицом выдернул на этот раз из кармана пистолет и теперь держит его в руке. Шатков оглянулся – так оно и есть…

– Знаешь, что главное в профессии двоечника? – спросил Шаткова конвоир.

– Стать троечником, – Шатков потянулся рукой, стараясь пальцами достать спину, поскреб ногтями по куртке, но до места ушиба так и не доскребся.

– Грамотный! – конвоир сдвинул в усмешке жесткие губы, с силой грохнул дверью, запер на ключ снаружи.

Затем Шатков услышал, что конвоир навесил на дверь замок, и присвистнул: ничего себе!

Часа через три Шаткову принесли на подносе еду – кусок вареного мяса, брошенный в тарелку без всякой подливки, несколько картофелин, соль, ломоть хлеба, стакан чаю. Еду принес человек, которого Шатков еще не видел – кряжистый, низколобый, бровастый.

– И долго я еще буду здесь сидеть? – спросил у него Шатков.

Человек ничего не ответил, молча запер дверь.

На ужин Шаткову принесли то же самое – видать, местный «ресторан» разнообразием блюд не отличался: вареное мясо, картошку, половину огурца и чай с хлебом. Шатков понимал, что происходит, понимал, что и резких движений ему сейчас делать нельзя – они только насторожат Николаева, одновременно он понял и другое – держать взаперти его приказал не Николаев, а кто-то другой, более сильный, стоящий на лесенке выше Николаева. Кто это был – предстояло выяснить. «Если, конечно, до того мне голову не свернут, – невесело подумал Шатков, – нравы здесь, как в Турции, где мягкой мебелью считается хорошо заостренный кол».