Михаил Соболев - Статуэтка. Сокровища чжурчжэней

– Пойдем за кроссовками, – заглядываю в зал к Диане. – У нас есть час, чтобы успеть купить.

В споривном магазине покупаем кроссовки и спортивный костюм для девушки. Пришлось залезть в кредитную карточку, но раз обещал – должен сдержать обещание.

– Заработаю денег – отдам, – безапелляционным тоном говорит Диана, и я не спорю. По дороге в магазин молчит, демонстративно смотрит по сторонам. В магазине не вредничает, соглашается на то, что первым подходит по размеру.

– Обиделась, да? – спрашиваю на улице.

– Да, – сердито признается.

– И что я натворил? В чем виноват?

– Выставляешь дурой постоянно, – бурчит. – Задаю вопросы, а ты -бесишь ответами.

– Ты хочешь, чтобы я врал или, наоборот, во всем потакал?

– Нет. Не знаю даже, – бормочет. – Сама не понимаю, почему так бесит твое поведение. Вроде дружелюбен, но держишь на расстоянии.

– На расстоянии удара? – улыбаюсь.

– Не знаю, удара или оплеухи. Чувствую невидимую стену отчуждения. Бесит, что не понимаю, из-за чего. Бесит, что игнорируешь сексуальные знаки. Ведёшь, как с сестрой, а не с девушкой. За талию не обнимешь. Руку не предлагаешь. Я чувствую себя как прокаженная какая-то. Зачем ты так со мной?

– Правду хочешь?!

– Ну… – мнётся, почувствовав в моем тоне холодную угрозу. – И хочу узнать, и боюсь. Не знаю, к чему приведет.

– Когда будешь готова узнать, тогда закатывай истерику и качай права, – улыбаюсь. – Пока не набралась смелости – ходи и дуйся.

– Какой безжалостный, – надувает губки, отворачивается.

Ночью снова просыпаюсь от крика Дианы. Заглядываю к ней в комнату, вижу, что горит настольная лампа и девушка с побелевшим лицом сосредоточенно пишет на бумаге. Мы заранее договорились, что рядом с ней всегда будет бумага и ручка, для воспоминаний.

Закончив делать записи, девушка глухо говорт:

– Там была женщина. Говорила на странном языке. Я записала то, что поняла. Послушай: « Рабов хотела – рабыней станешь. Любовь топтала – любимой быть захочешь. Ты предавала – остаешься одна. Все отвернутся. Спасет тебя лишь тот, кто любовью сможет обогреть. Пройдешь мучения и боль. Тебя спасет любовь, но ты родишься снова. То, что мое, даю тебе, как испытание. Сначала дам, потом возьму. Пусть исцелит и боль причинит. Пусть сердце оживет и жизнь родится. Пусть война избранных через него прекратится. Тебе дано понять любовь, пройти страдания и сделать выбор. Война и мир в сердце твоем ». Вот такая хренотень. Что бы это могло значить?

– Очень похоже на какое-то заклинание или молитву, – говорю, представляю яркий образ Шаманки, стоявшей возле искореженного автомобиля, говорящей эти слова.

– Страшно, – тихо говорит. – А ты что полотенцем замотан?

– Голый сплю, – бурчу. – Услышал твой крик и сразу к тебе, успел полотенцем обмотаться.

– Обалдеть, – грустно улыбается. – Голый мужик рядом, а ко мне даже не притрагивается. Такое разве бывает в жизни? Я тоже голая, а ты даже не пытаешься этим воспользоваться.

– Зациклилась на сексе? – бурчу, вставая с дивана. – Что, больше не о чем думать?

– Не уходи, пожалуйста, – крепко хватает за руку, с мольбой в глазах просит: – Посиди рядом. Мне страшно. Правда.

– Будешь беситься – уйду, – обещаю, выключая настольную лампу.

– Буду лежать тихонько, как мышка, – шепчет, не отпуская руку. – Ты только не уходи. Посиди рядом.

– Хорошо, – усаживаюсь на край дивана, беру её здоровую руку своими, поглаживаю, пою: «Спи, моя радость, усни. В доме погасли огни. Рыбки уснули в пруду. Я тебя очень люблю…»

– Странная колыбельная, – шепчет и, наклонившись, целует мою ладонь. – Так спокойно, когда ты рядом. Чувствую, что не обидешь и не сделаешь больно. Я совсем тебя не любила?

– Почему спрашиваешь?

– Что-то не так в моей жизни, – с грустью говорит. – Мне хорошо, когда ты рядом. Но не помню, что происходило между нами раньше. Так хочется вспомнить…

– А вдруг там что-то ужасное или запретное?

– Уже думала об этом. Одновременно страшно узнать и ужасно хочется вспомнить. А ты меня любил?

– Наверное, – пожимаю плечами. – В прошлом.

– Поцелуй меня, как раньше, – просит.

– Нет, – отрезаю.

– Ну что тебе стоит? – умоляет. – Неужели нравится, чтобы упрашивала и умоляла?

– Дело не в том, что мне нравится и не нравится, Диана, – тихо отвечаю. – Между прошлым и настоящим стоит гигантская пропасть. Нужно время, чтобы я стал доверять.

– Тогда почему возишься со мной?

– Хочешь, чтобы шпынял и использовал, как рабыню?

– Нет, – качает головой. – У меня развивается комплекс неполноценности. Мужики на улице глазами съедают, а ты даже не пытаешься соблазнить. Не говоришь комплиментов. Ведёшь себя, как будто уродина какая-то.

– Ты – не уродина.

– Чувствую твое безразличие. Ощущаю себя ущербной, – бубнит.

– Ты мне небезразлична, малыш, – нежно глажу по щеке, и Диана замирает, напрягается. – Я несу ответственность за тебя. Не хочу заставлять и понуждать к сексу. Необязательно расплачиваться телом за то, что живешь здесь.

– Я тебе хоть капельку-капельку нравлюсь? – почти шепотом спрашивает, как маленький ребенок, изголодавшийся по родительской ласке.

Становится искренне жалко. Наклоняюсь поближе к лицу, шепчу на ушко: «Ты мне очень нравишься, Диана. Намного больше, чем можешь представить. Ты возбуждаешь и будишь сексуальные желания».

– Тогда в чем дело? – шепчут губы. – Почему не воспользуешься? Почему не разделяешь ложе? Почему? Я не понимаю. Правда, не понимаю.

– Не хочу так, через принуждение и зависимость, – хрипло отвечаю, чувствуя, как кровь приливает к голове и в паху. – Мне нужно обязательно любить и быть любимым. Я это тонко чувствую.

– А я смогла бы тебя полюбить? – шепчут губы.

– Не знаю, – шепчу в ответ и вздрагиваю от прикосновения.

– Железная сила воли, – уважительно произносит. – Возбуждён, но не допускаешь мысли о насилии. Хотя так просто – откинуть одеяло, навалиться и овладеть. Всё равно не смогу защититься.

– А мне не нужно, чтобы защищалась, – встаю. – Любовь не может быть через насилие.

– Поцелуй, как раньше, когда любил меня, – шепчет. – Хочу знать, что потеряла.

Медленно склоняюсь к губам и нежно целую, как делал это давно. Та сначала с удивлением замирает, с силой обхватывает здоровой рукой, прижимает к себе.

– Я не сдамся без боя, – говорит, обдавая жаром дыхания. Чувствую горячее, манящее, упругое тело, а она продолжает серьезно: – Даю слово, что смогу заслужить твою любовь.

– Зачем тебе это? – удивляюсь, разжимая бойцовский захват. – Вернется память, станешь вести прежнюю жизнь и забудешь меня, как страшный сон.

– Мы в ответе за тех, кого приручили, – улыбается в темноте. – Чувствую, как приручаешь. Каждая минута с тобой делает меня другой. Это радует, удивляет, бесит одновременно. Понимаю, что никогда не стану прежней. Ты вошел в мою жизнь. Даже если тебя не будет рядом – все равно будешь влиять. Так что никуда не деться друг от друга.