Генри Райдер Хаггард - Одиссей. Владычица Зари (сборник)

И потому не стал сбрасывать с себя развязанные веревки, а оставил всё лежать как было, будто он по-прежнему связан по рукам и ногам. Теперь самое главное – ни в коем случае не заснуть, ведь, проснувшись, он потянется всем телом, и они разгадают его хитрость и свяжут снова. И он лежал, затаившись, и ждал, а утром люди вернулись на корабль и снова принялись над ним глумиться. Развеселившись, один из них взял миску с похлебкой из чечевицы и мяса, поставил возле связанного Скитальца, но так, чтобы тот не мог бы до нее дотянуться, и сказал по-финикийски:

– О, знатный господин, ты, конечно, один из яванских богов, – так сидонцы называли греков, – снизойди же принять наше приношение. Признайся, этот дивный аромат ласкает твое обоняние. Протяни же руку, возьми наш дар.

В сердце Одиссея заклокотала бешеная ярость, он готов был убить наглеца, но сдержался и с улыбкой ответил:

– Так подойди поближе, друг, чтобы я мог вдохнуть дивный аромат приношения.

Сидонцы удивились, услышав, что Скиталец говорит на их языке, а матрос, который держал миску, поднес ее ближе и тут же убрал прочь, словно дразнил собаку куском мяса. Но едва он сделал шаг вперед, как Скиталец вскочил на ноги, развязанные путы упали, и он ударил матроса кулаком в ухо. Он вложил в удар всю свою ярость и проломил ему череп, а потом с такой силой отшвырнул матроса к мачте, что могучая мачта качнулась. Матрос упал и умер, корчась в конвульсиях.

Скиталец схватил висевший на мачте лук и свой короткий меч, надел колчан со стрелами на плечи и взбежал на высокий нос судна. Ограждение палубы было высокое, судно узкое, сидонцы не успели опомниться, как Скиталец уже стоял за алтарем их богов-карликов. Он натянул тетиву своего лука, готовясь выпустить стрелу, и глядел на сидонцев так грозно, что они задрожали от ужаса.

– Увы нам, мы схватили и связали бога! – закричал один из матросов. – Надо как можно скорее отпустить его! Это же Ресеф Микал – бог Лука, яванцы называют его Аполлоном. Не надо с ним ссориться, давайте высадим его на остров и будем молить, чтобы он пощадил нас и не наслал на корабль злые ветры и шторм!

Но капитан крикнул:

– Только посмейте, трусы, мошенники! Хватайте его! Никакой он не бог, он самый обыкновенный смертный, а его доспехи стоят стада волов!

Он приказал нескольким матросам пробраться на корму и оттуда наступать на Одиссея с пиками, а также принести одно из длинных копий, которым они его добьют. Копья были огромные, тяжелые, поднять такое было под силу лишь пяти или шести матросам, и уж конечно, они пробьют самые крепкие доспехи, ими отражали нападения морских пиратов и отбивались от врагов на берегу, куда вытаскивали судно при осаде какого-нибудь города.

Матросам сильно не понравилось приказание капитана, потому что длинные копья были прикреплены к стойкам палубного ограждения, и если матросы туда заберутся и начнут снимать копья, их накроют стрелы Одиссеева лука. Зато матросы, взявшие пики, сразу же метнули их в Одиссея, причем пятеро прыгнули на носовую палубу, где он стоял. Он пустил одну стрелу, вторую, и двое матросов упали, одного случайно поразила пика, брошенная матросом с палубного ограждения, остальные двое прыгнули в трюм.

Одиссей крикнул громовым голосом, стоя высоко на носу:

– Подлые собаки, никогда больше вам не плавать в море, никогда больше вы не продадите в рабство ни одного человека!

Матросы столпились в трюме и принялись совещаться, как же им одолеть Скитальца. А Скиталец снова выстрелил из своего лука, и один из матросов на кормовой палубе, наступавший на него с копьем, упал, остальные тотчас попрыгали к своим товарищам в трюм, потому что на палубе им негде было укрыться.

Солнце уже поднялось и засверкало на золотых доспехах Скитальца. Он стоял один наверху, приготовившись выпустить стрелу. Сияло солнце, царила тишина, корабль слегка покачивался на якоре, а Скиталец ждал, глядя вниз и нацелив стрелу на край настила, готовый выстрелить в первую же голову, которая из-под него покажется. Вдруг несколько матросов бросились к защитному ограждению, сорвали прикрепленные к нему щиты и кинули тем, кто стоял внизу, в Скитальца полетели копья. От нескольких он уклонился, другие отскочили от его доспехов, третьи вонзились в алтарь и в фигуры богов-карликов, а вот его собственные стрелы все точно попадали в цель, и при этом он зорко следил за ближайшим к нему люком, из которого можно было спуститься по трапу в нижнюю часть судна, где сидели гребцы, ведь именно оттуда можно было ждать нападения. Доставая стрелу из висевшего за плечом колчана, он краем глаза заметил тень на палубе. Мгновенно обернулся и увидел прямо над своей головой матроса, тот взобрался на мачту за его спиной и готовился прыгнуть на него сзади. Скиталец схватил короткое копье и метнул в матроса. Копье полетело быстрее мысли и пригвоздило обе руки матроса к рее мачты, он беспомощно повис, издавая отчаянные вопли. А Скиталец продолжал осыпать стрелами матросов, стоящих на корме, они падали, в ужасе крича, что это не человек, а бог, иные сами прыгали за борт и плыли к острову.

Видя, какая паника охватила врагов, Скиталец не стал более медлить, он выхватил свой короткий меч и бросился на них с криком, какой издает орел, кидаясь на чаек в расщелине скалы. Его меч рубил и колол бешено, яростно, никого не щадя, упиваясь местью и ликуя. Гребцы валились на скамьи и на весла, кому-то удалось взобраться по трапу на палубу, и они кидались за борт, те, кто не смог убежать, падали на месте, сраженные мечом, не успев даже нанести удара. Один только капитан, видя, что всё потеряно, повернулся к Скитальцу и бросил копье ему прямо в лицо. Но Скиталец заметил молниеносное движение и наклонил голову, так что копье попало в золотой шлем и пронзило его навершие, но не коснулось головы. Скиталец прыгнул на капитана, с такой силой ударил его по голове плоской поверхностью клинка, что тот без чувств рухнул на палубу, потом связал ему веревками руки и ноги, как еще совсем недавно был сам связан, и крепко приторочил к железному брусу в трюме. Потом стащил своими могучими руками мертвых к ограждению носовой части палубы и сложил их там – зловещая жатва побоища. На мачте висел, пригвожденный копьем к рее, матрос, который подкрался к Скитальцу сзади.

– Ты все еще здесь, приятель? – насмешливо спросил Скиталец. – Не убежал вместе с дружками-разбойниками, решил остаться, хочешь наняться к новому хозяину? Что ж, оставайся, да хорошенько смотри вперед – скоро ли покажется устье египетской реки и невольничий рынок, где ты продашь меня за хорошие денежки.

– Ты все еще здесь, приятель?