Валерий Поволяев - Дымовая завеса (сборник)

От неожиданности Широков даже остановился, выкрикнул что было силы:

– Аня! – Потом снова позвал ее, но Ани не было, он растерянно кинулся вперед в обнажившееся пространство и проснулся.

Спал он недолго, минут пятнадцать всего, но этих пятнадцати минут хватило, чтобы усталость, возникшая было в нем, исчезла.

Серый лежал на одеяле с закрытыми глазами и тихо поскуливал. Раз скулит – значит, живой и не просто живой, а знак подает, сообщает, что жить будет. Около подстилки – на почтительном расстоянии, – стояли два хорька, жившие у Анны Ильиничны в доме и внимательно рассматривали искромсанного пса.

Хорей звали так: Хряпа и Анфиса. Хряпа был в этой семье старшим, повелевал женой своей Анфисой как хотел, но тираном не считался. Размерами Анфиса была в два раза меньше мужа.

Холодильник, в котором Анна Ильинична хранила продукты, Хряпа принимал за человека и кланялся ему, Анфиса же при виде холодильника впадала в некую задумчивость и садилась на задние лапы, мигом превращаясь в просящий столбик. Широков не сразу понял, что поза эта у Анфисы – молитвенная, – так она просит еду.

Если же это видела Анна Ильинична, то сразу открывала холодильник и доставала оттуда сосиску, – этот продукт хори любили особенно, разрезала сосиску на две части и каждому едоку вручала по половинке.

Через некоторое время Хряпа, изучив холодильник, изобрел способ, как открывать его – он ложился на пол под дверцей холодильника, упирался в нее сразу всеми четырьмя лапами и, поднатужившись, открывал. Ну а распахнутый холодильник – это раздолье для всякого любителя вкусно поесть.

Однажды Хряпа засек, как хозяйка принесла из продуктовой лавки килограмм сосисок – длинную вереницу колбасок, связанных друг с другом общей оболочкой и засунула в холодильник, на нижнюю полку. Хотела было положить сосиски повыше, но там не было места и она довольствовалась нижней полкой. Через полчаса, когда хозяйка прилегла отдохнуть, Хряпа воспользовался моментом и открыл холодильник.

Ухватил зубами длинную вкусную цепь и поволок ее под кровать – это дело надо было немедленно перепрятать. Он хорошо усвоил одну истину, известную людям: подальше положишь – поближе возьмешь. Вначале заволок гирлянду в подкроватное пространство, потом, поразмышляв немного, уволок сосиски под шкаф – там места хоть и меньше, но найти краденое будет труднее.

Отгрыз одну сосиску и с удовольствием съел ее. Вкусно! Чем еще была хороша эта сосиска? Оболочка на ней была не целлофановая, как на многих других сосисках, а белковая, которую можно было есть. И, подкопченная, очень аппетитно пахла.

Целлофаном же, если будешь его есть, обязательно подавишься. Поразмышляв немного, Хряпа съел еще одну сосиску, оставшуюся часть снизки старательно прикрыл газетой – притащил ее из прихожей, «стибрил», как любили говорить в широковском детстве и, сопя озабоченно, натянул сверху на сосиски.

С чувством отменно выполненного долга Хряпа удалился в прихожую, где у него стояло свое собственное плетеное лукошко, похожее на гнездо вороны.

– Ну, жук навозный, ну и жу-ук, – рассмеялся Широков, понаблюдав за действиями предприимчивого хорька, вытащил сосиски из-под шкафа, обмыл в большой алюминиевой миске – Анна Ильинична признавала только алюминиевую посуду, – и вновь засунул снизку в холодильник. Напоследок похвалил Хряпу: – Настоящий предприниматель! – Добавил, будучи уверенным в том, что говорит: – Либерального толка!

Хорьки нравились ему, были они красивы, изящны, привлекательны. Особенно Хряпа. Тело у Хряпы было длинное, гибкое, как у таксы. Внешность Анфисы была попроще, поскромнее, хотя природа обычно распоряжается наоборот – в подавляющем большинстве случаев самки бывают наряднее самцов.

Исключения конечно же есть. Взять, к примеру, уток. У уток самцы гораздо привлекательнее самок…

Некоторое время хорьки стояли около Серого неподвижно, что-то соображали про себя, дивились, а может, просто изучали изуродованного пса и гадали, какие взаимоотношения сложатся у них с ним и вообще сложатся ли? – потом Хряпа осторожно выдвинулся вперед, оглянулся на Анфису.

Та сделала головой несколько изящных кивающих движений – похоже, одобрила действия своего благоверного, и Хряпа, осмелев, еще на несколько шажков придвинулся к Серому, аккуратно, почти невесомо потрогал его лапкой.

Из глотки Серого, откуда-то изнутри, донесся рычащий хрип, хрип был глухой, но хорошо слышимый, – и Хряпа поспешно откатился от пса, испуганно зашевелил усами.

А Анфиса, та даже присела, прижалась к полу хаты, стремясь стать плоской, невидимой, но это ей не удалось.

Прошло минут пять, прежде чем хорьки пришли в себя. Переглянулись озабоченно – не знали, как вести себя дальше. Тем более что у пса этого, неожиданно сделавшегося их соседом, имелись, надо полагать, хорошие зубы – такие же, как у волка. На всякий случай Хряпа еще на несколько шажков отодвинулся от Серого – вдруг тот очнется и клацнет челюстями? Нет, пока не познакомились и не выяснили отношения, от такого соседа надо держаться подальше…

Анфиса последовала примеру супруга и также опасливо отодвинулась от неподвижно лежавшего Серого. Хоть и валялся пес на подстилке, как мертвец, но был живой. Хряпа пропищал что-то – видимо, предупреждал супружницу, чтобы была осторожна, находясь в одном пространстве с большим и лохматым зверем – ведь зубы у него явно такие, что он запросто может откусить колесо у грузовика, – и на всякий случай еще на полметра отскочил назад.

Зверьки явно были озабочены своим будущим.

Всю свою жизнь Широков отдал границе, – впрочем, если не всю, то большую ее часть, самую лучшую – это совершенно точно; службу на заставе, в комендатуре, в отряде он знал до мелочей, ведал, как вести себя в пиковых ситуациях, что делать, если в бою в автомате перекосит патрон, как лечиться без лекарств и без мяса варить мясной суп, из какой материи сшить штаны, если у тебя вообще нет материала, и как простое летнее белье превратить в теплое зимнее, а клубни картофеля – в ананасы, яблоки – в апельсины, горькую шиксу – в сладкую иргу, горчицу – в повидло, измельченную в крошки липовую кору – в кофе «мокко», лыко – в сапожную кожу, мох – в дорогой куничий мех.

Все это он познал за годы жизни на границе. Даже будучи майором, награжденным тремя орденами, возглавляя комендатуру, он хорошо знал, что нужно рядовому бойцу, заступающему в наряд по охране государственной границы, или сержанту, отправляющемуся домой в краткосрочный отпуск…

Но потом произошло то, что, наверное, должно было произойти. К нему приехали посланцы военного министра той поры – человека, не отличающего автомат Калашникова от станкового гранатомета, а гаубицу от снайперской винтовки, но зато хорошо знающего, чем отличается клееная табуретка от табуретки, скрепленной гвоздями, и потребовали, чтобы он предоставил им подробную карту окрестностей Снегового озера – реликтового места, занесенного в Красную книгу природы.