Алексей Кочергин - Вектор движения. Приключения

«Ладно, пора арестантиков на свободу выпускать. Здесь вроде всё нормалёк. Уголька я не так уж и много накидал – котёл не взорвётся. С приборами попробую потом разобраться. А может кто из зеков в паровозных делах понимает? Тогда я вообще со своих плеч этот неблагодарный груз сброшу. Да по-любому, пусть у начальника состава голова болит. Хотя она у него и так болеть будет – это ж сколько водки за один присест употребить! Стоп! А это что?..»

У стенки был прислонён лист оцинковки стандартных размеров два метра на метр. Для каких целей машинист сюда её приволок? Может для паровоза какой девайс планировал создать? А может для своего личного хозяйства заныкал дефицитный, хоть и несколько помятый товар? Однако Ивана это никоим образом не волновало – в его голове сверкнула молнией гениальная мысль: «Волокуши! Из листа жести можно сделать отличные волокуши! А вот с ними, пожалуй, я рискну и в одиночку. Будет тяжело и физически, и психологически, но это реально! На изготовление чудо-санок мне полчаса вполне достаточно. Зекам тепло и, должно быть, ещё весело. Подождут. Чай не дети малые, родителями бестолковыми без присмотра брошенные.»

В голове генерировался стройный план технологических действий по постройке средства грузовых перевозок.

«Итак, прорубаем четыре угловых просечки, благо у машинистов инструмент в наличии. Минутное дело. Теперь боковые бортики сантиметров по двадцать, не меньше. Иначе груз вываливаться будет да и снега начерпаешь. Аналогично мастерим задний борт. Передний загнём под углом двадцать-тридцать градусов. Больше не надо, иначе снег будет собираться валиком и тормозить движение. Пробиваем спереди пару дырок для тягловой верёвки. Чтобы лист не коробило, верёвку закрепим на вот этом бруске. Благо размер подходит. Всё? Пожалуй нет. Коробить будет дно повозки на неровностях. Да, и трение о снег великовато – упарюсь этакий груз тащить».

Но и данная проблема была успешно решена. Инструмент у машинистов был хорошо заточен, а материала хватало, потому работа спорилась. Из двух досок сделал подобие лыж и положил их под волокушу. Сверху гвоздям сшил с лыжами четыре поперечных дощечки. Получилась довольно жёсткая конструкция. Иван хоть и не вложился в определённый для постройки срок, но не жалел потраченного времени – эти лишние двадцать минут сэкономят ему многие часы и километры.

«И последнее… дырки по бортикам. Через них верёвками груз и закрепим, а то уронишь что ненароком, вовремя не углядишь – беда. Оставшуюся пару полутораметровых досок прихвачу с собой. Благо сухие, лёгкие. И ножовку тоже. Ну, вроде всё, готово транспортное средство! Пора и теплушку разблокировать. Да и котомку свою надобно забрать, глядишь, бумаги какие найдутся. Может узнаю кто, что…»

Стучать в вагон пришлось долго. Видимо, узники замка на колёсах поев и вкусив горячительного, «трезво» порешили, что утро вечера мудренее да и завалились на боковую, радуясь нежданному отгулу. Наконец дверь с характерным скрежетом отошла в сторону и Ивана быстро втащили вовнутрь. Нет, естественно, никто о нём таким образом заботу не проявил, просто старались сберечь те крохи тепла, что держались в вагоне. Но вот чего Иван никак не мог предвидеть, повели его прямиком к блатному сообществу.

«Вот я дурак-то! Гуманизмом по башке в юности со всего маху ударенный! Выбрались бы каторжане на воздух и без моей трогательной заботы. А бумаги… Ну что я в документах контрика вычитал бы необычного? Что мне инфа о его судьбе могла предоставить? Свободу и возможность очутиться от этого места как можно подальше? Нет, естественно. А вот проблемы я себе, пожалуй, уже заимел. Исключительно благодаря аномальному приступу неуместного благородства. Нет, к паровозу никто не попрётся и мои запасы не найдёт, но глаз на меня уже положили. Нехороший глаз».

Что до необычайности Ивана поразило, так это абсолютная трезвость вагонного пахана и его ближайшего окружения. Хоть на вора в законе этот представитель преступного мира и не тянул, но видимо, к этому стремился и очень старался заработать сей высокий статус. Вероятно, местный авторитет по кличке Соболь предвидел, что по пробуждении начальник состава начнёт ошалело метать икру и пытаться сделать всё мыслимое и немыслимое, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед вышестоящим начальством за позорную сдачу состава. Поэтому блатные хотели успеть реализовать открывшиеся возможности, пока руководство находится в тяжёлом алкогольном забытье.

«Похоже над нашим эшелоном развернулось черное уголовное знамя», – совсем уж невесело констатировал ситуацию прибывший спасатель затворников.

– Мужик, почему так долго? Базарь. Да только дуру не гони.

– Ну, дык, как отпустили… С ними не поспоришь, стволом в спину тыкали…

Иван понимал, что не могли блатные точно знать, когда ушла группа – завывание ветра и расстояния заглушили звуки, способные дать эту информацию. Он не стал нарываться на неприятности и вынуждать пахана клещами тащить из себя каждое слово. Тем более, вопросы последнего предугадывались на раз. Спокойно, но без занудства, Иван вкратце обрисовал произошедшее – скорые сборы, краткие проводы. Разумеется, опустив то, что посторонним знать было ни к чему. Совсем уж дурачком не прикидывался, но и интеллектом не сверкал без надобности. С простака и спрос меньше, уточнят детали да и отпустят с миром. Но сегодня всё шло против планов Ивана.

– Ну веди, пацанчик. Покажешь что, где… – обронил Соболь, услышав всё, что хотел.

«Да что б вам водка палёная всегда попадалась, а из закуси только солёные ёжики!» – в сердцах мысленно возопил Иван, но спорить не стал, не видя в этом никакого смысла. Подхватил свою куцую котомку и снова шагнул в неприглядную зимнюю ночь.

В штабной теплушке ничего не изменилось, только поостыла заметно. Урки шустро и бесшумно, как крысы, обследовали кладовку и всё помещение. Собрались около буржуйки. Накатили по сто граммов водки. Чавкая и сплёвывая на пол, закусили тушёнкой и сухарями. Погоготали над начальником состава, который вместо тёплого штаба, вынужден валяться на грязных и холодных нарах. Один из блатных хотел разлить ещё по стаканам, но пахан его обрезал:

– Ша! Кто со мной в рывок – харе кирять. Прибарахлимся малёхо и рвём когти.

«Всё понятно. Эффект толпы. Политические сдёрнули и у этих загорелось. Может тоже почувствовали шанс, тот, единственный, неповторимый. А может хотят авторитет в лагере поднять. Прошвырнутся по стоянкам вдоль дороги, куражась над вольнонаёмными. Это ведь не рельсы класть на мерзлую тундру. Возможно, даже выйдут на берег Енисея и там покуролесят, оставляя после себя слёзы и кровь. Вот после подобных подвигов аборигены здешних мест и стали активно сдавать всех беглых каторжников орлам НКВД, не разбираясь ни в статьях, ни в политических окрасках. И эти в свой срок попадутся. Может кого и шлёпнет задубевший и озверевший в засаде вохровский заслон. Остальных отконвоируют в Дудинку, а в тюрьме они, как братец Кролик в терновом кусту».