Артур Конан Дойл - Жрица тугов. Хирург с Гастеровских болот. Рассказы (сборник)

– Мой отец был величайшим «Борка» всего Джюбльтура, – гордо отрезала гувернантка. – Он погубил в своей жизни людей больше, чем считается дней в году.

– Я охотно заплатил бы тысячу фунтов, чтобы не повстречаться с ним, – смеясь, заметил Копперторн. – Но что сказал бы теперь Ахмет Кенгхис-Кхан, если бы увидел, что его дочь колеблется – воспользоваться ли ей или не воспользоваться таким удобным случаем сослужить службу богине? До сих пор вы действовали безукоризненно. Он, наверное, улыбался, видя, как душа маленькой Этель полетела к этой вашей божественной ведьме. Я думаю, что это было даже не первым вашим убийством. Возьмем, например, дочку этого немца-коммерсанта… Эге! Я вижу по вашему лицу, что я снова прав. И вот, после стольких подвигов, вы колеблетесь теперь, когда нет никакой опасности и когда дело представляется легче легкого! Кроме того, совершив этот поступок, вы освобождаетесь от необходимости жить здесь; а эта жизнь, наверное, дается вам несладко, ввиду того, что вы все время, так сказать, чувствуете петлю на шее. Итак, если вы беретесь сделать это дело, делайте его немедленно. Старик в любой момент может уничтожить завещание, потому что любит племянника; а кроме того, он страшно непостоянен.

Настало долгое молчание, во время которого мне казалось, что я слышу биение собственного сердца.

– Когда это дело должно быть сделано? – спросила наконец мисс Воррендер.

– А если завтра вечером?

– Каким образом я проберусь к нему?

– Я оставлю дверь открытой, – сказал Копперторн. – У него тяжелый сон. Затем я оставлю в его комнате ночник, при свете которого вам нетрудно будет ориентироваться.

– А потом?

– А потом вы вернетесь к себе. Утром люди найдут, что наш старик умер во время сна. Затем они найдут, что все свое имущество он оставил своему верному секретарю – в виде благодарности за усердный труд. Так как в услугах мисс Воррендер не будет уже никакой надобности, она получит возможность вернуться на свою дорогую родину или в любую другую страну по собственному ее выбору. Если ей это будет угодно, она может захватить с собой и мистера Лауренса.

– Вы оскорбляете меня, – злобно прервала оратора прелестная мисс.

Помолчав, она прибавила:

– Нам будет необходимо свидеться завтра перед тем, как я приступлю к делу.

– Зачем это?

– Потому что мне, пожалуй, понадобятся кое-какие дополнительные указания.

– Ладно. Значит, тут же, в полночь.

– Нет, только не здесь; это слишком близко к дому. Мы встретимся под большим дубом в начале аллеи.

– Где угодно, только помните одно: я отнюдь не намерен присутствовать в его комнате во время вашей операции.

– Этого для меня и не требуется, – презрительно уронила она. – Ну, а теперь довольно. Мы переговорили обо всем, что нужно.

Они пошли прочь, и, хотя еще продолжали разговор, я не стал слушать дальше. Я быстро-быстро перебежал лужайку и добрался до двери, которую запер за собой на ключ.

Только войдя к себе и бросившись в кресло, – только тут оказался я в состоянии привести в порядок мои мысли и обдумать страшный разговор, который только что слышал во тьме ночи. Большую часть этой ночи я провел без сна, вдумываясь в каждое слышанное мной слово и стараясь составить себе план действий на будущее.

Туги! Я уже кое-что слыхал об этих яростных фанатиках – жителях Центральной Индии, извращенная религия которых считает убийство ближнего драгоценнейшим приношением, какое только может принести Создателю смертный.

Я припоминаю отрывок из сочинений полковника Мидоус-Тейлора, в котором идет речь о тайнах тугов, об их организации, об их непоколебимом фанатизме и о страшном роковом влиянии, которое их кровавая мания производит на прочие их нравственные и умственные способности. Я припомнил даже, что «roomal», слово, часто встречавшееся в этой книге, должно было обозначать священный платок, которым они обыкновенно производили свою дьявольскую работу.

Во время разлуки с ними мисс Воррендер была уже женщиной, и потому нет ничего удивительного в том, что искусственной культуре не удалось вытравить из нее, дочери главного вождя тугов, плоды первоначального ее воспитания и помешать фанатизму выказать себя в удобную минуту. Именно в период такого взрыва этого фанатизма она, по всей вероятности, и задушила своим страшным платком маленькую Этель, уготовив предварительно себе алиби; когда же Копперторну удалось раскрыть ее тайну, это дало ему в руки страшное оружие, которым он мог подбить ее отныне на что угодно, – ради личных своих выгод, само собой разумеется.

В этих племенах из всех смертных казней позорнейшей считается смертная казнь через повешение; зная, что по законам Англии она подлежит за такое преступление именно этой казни, она, очевидно, поняла необходимость подчиниться требованиям секретаря.

Что касается Копперторна, то, когда я обдумал то, что он наделал и что намерен сделать вперед, я почувствовал к этому человеку ужас. Так вот каким путем решил он отплатить старику за все благодеяния последнего! Вырвав у него подпись, обеспечивавшую ему все состояние старика, хитроумный секретарь решил обезопасить себя от удовольствия получить сонаследника, что легко могло произойти ввиду симпатий старика к племяннику.

Все это было само по себе страшной подлостью; но верхом подлости была идея отправить на тот свет дядю Иеремию не своей собственной трусливой рукой, а воспользовавшись страшными религиозными суевериями этой несчастной, да таким еще способом, чтобы отстранить от истинного виновника преступления всякое подозрение.

Я решил, что как бы ни кончилось дело, секретарю не удастся избежать справедливого возмездия.

Но что мне нужно для этого предпринять?

Если бы я знал лондонский адрес моего приятеля, я послал бы ему рано утром телеграмму, и он успел бы приехать в Дункельтвейт к вечеру. Но Джон, к сожалению, очень не любил переписки, и мы до сих пор не имели о нем никаких известий, несмотря на то что с его отъезда прошло уже несколько дней.

У нас в доме были три служанки, но ни одного мужчины, если не считать старика Илью; среди соседей у меня не было ни одного знакомого, на которого я мог бы положиться. Впрочем, это было не так уж важно: я знал, что сумею справиться с секретарем, и был уверен, что моего единоличного вмешательства будет вполне достаточно, чтобы расстроить весь замысел. Вопрос состоял в том, какие мне лучше всего принять меры. Сначала мне пришло в голову – спокойно дождаться утра, а затем, никому ничего не говоря, отправить Илью в ближайший полицейский участок с просьбой прислать двух констеблей, передать в их руки Копперторна и его соучастницу и рассказать все, что я узнал об их замысле.