Александр Савчук - Неукротимая Лея

Дело было сделано, а остальное уже было неинтересным: бумаги, объяснительные, и прочее. Спустя двое суток Лею под усиленной охраной прямо из здания полиции сопроводили в аэропорт, откуда она обычным рейсом «Эль-Аль», минуя все обычные службы аэропорта стороной, бизнес-классом, в сопровождении работника «Шабака», но под чужой фамилией и с чужим паспортом вылетела в Тель-Авив.

Тем и закончилось для Леи это приключение, если эту операцию можно было так назвать. Позже ей рассказали, что в больнице, которую ей было поручено рассекретить, работали, не считая турецких врачей, один кубинский, один российский, и еще один узбекский, а также двое русскоязычных израильтян, один из которых был профессором. Эти люди – высокие профессионалы в своей области – имели все возможности, работая официально, получать вполне приличные зарплаты, исчислявшиеся во многих тысячах долларов, но вот же, их соблазнили головокружительно высокие гонорары, ради которых они решились пойти на преступление. Теперь все они, естественно, потеряли возможность работать в медицине, и вот-вот должен был состояться суд, по которому им грозили реальные тюремные сроки. Но хотя бы в этом конкретном случае, подумала Лея, остановлена кровавая медицина, лишающая несчастных молодых людей жизни ради того, чтобы продлить её обеспеченным старикам или моложавым еще прожигателям жизни, угробившим свои органы в сравнительно молодом возрасте пьянкой и употреблением наркотиков. При этом врачи и особенно деляги-посредники, руководившие ими, наживались, по сути дела, на крови и смерти.

Дома, уже в аэропорту, её ожидали родные: отец с матерью и супруг Александр с их дочечкой-малышкой девяти месяцев, приехавшие на двух машинах. Увидев их, стоявших у бюста Бен-Гуриона, Лея не сумела сдержать слёзы, а небольшая сумка попросту выпала из её рук. Но мать с отцом так её затискали, что слёзы вытерлись об их одежду, после чего она попала в объятия своего супруга. И хотя подробностей этого сложного дела она разглашать не стала, члены её семьи поняли, что ей вся эта история далась не легко. Всю дорогу к дому – а это, если нет пробок, немногим более получаса – она разговаривала со своей дочерью – Лилиан, а та, не видевшая маму некоторое время, поначалу морщилась, глядя на неё, словно собираясь заплакать, но затем лицо её подобрело и весь остаток пути она смеялась, то и дело повторяя: «Мама. Мама. Папа. Мама». Ребёнок попросту радовался, что теперь самые близкие ей люди рядом, на месте: мама и папа.

Будильник прозвучал тонким мелодичным зуммером, но этого было достаточно, чтобы Лея услышала его и зашевелилась на своём месте. Выбираясь из теплых объятий постели, она бросила взгляд на часы и как бы невзначай задела локтем бедро спящего рядом мужа.

– Ну, ёлы-палы, одну лишнюю минутку нельзя в постели понежиться, – намеренно сварливым, глухим со сна голосом промолвил Александр, открывая один глаз.

– Просыпайся, лежебока, – ласково проговорила Лея, облачаясь в углу комнаты в тренинг и кроссовки. – Посмотри, какое прекрасное утро встаёт за окном.

Она автоматически бросила взгляд на экранчик прибора, стоявшего на прикроватной тумбочке, в котором была видна часть детской кроватки, расположенной в соседней комнатке и лежащая в нем девочка двух лет и нескольких месяцев. Девочка спала, раскинувшись во сне, дыхание её было ровное и едва слышное, но оно, так же как и сердцебиение, чётко прослушивались на приборе. Но мама, конечно же, всё же заскочила в дочкину комнатку, легко поцеловала её ручку, трогательно высовывавшуюся между прутьев кроватки, и вернулась к себе.

– Да, кстати, сегодня за тобой завтрак и сборы дочечки, – напомнила Лея супругу, после чего, закончив одевание, отправилась к выходу из дома.

На улице, где вдоль дороги по обеим её сторонам стояли двухэтажные домики, в связи с ранним часом было безлюдно, и лишь вдалеке на пешеходной дорожке справа она увидела пару-тройку таких же как она джоггеров – бегунов. Несколько минут не быстрой ходьбы со специальной разминкой стоп, – пятка-носок-внутренняя сторона-наружная, – после чего лёгкий бег до соснового бора, расположенного от их городка примерно в миле с четвертью. Далее сосновый бор плавно переходил в парк, где росли ели, туя, секвойи и всевозможные кустарники, и тут уже Лея стала бегать с ускорениями на коротких участках аллеи. Здесь жителей их небольшого городка, любителей спорта, было уже поболее, примерно с полсотни человек всех возрастов, от совсем юных до пенсионеров, занятых чем угодно – от спортивной ходьбы и бега до йоги и ушу. На ходу раскланиваясь с некоторыми из них, Лея продолжила свои занятия.

Возвращалась она примерно через час, завершив весь цикл упражнениями на гибкость; войдя в дом, сразу же отправилась в душ.

Дочечка Александра и Леи, которую звали Лилиан, стояла посреди кухни с задумчивым видом, держа в руке свою сумочку. Она была одета в легкое розовое платьице, на ногах сандалии, на голове из её густых вьющихся русых волос папа соорудил причёску, увенчанную большим красным бантом.

– О чем твои думы, о, дитя моё? – шутливо спросила её выйдя из ванной комнаты мама, чмокая дочь в упругую и гладкую, как персик, щеку.

– Мама, кашу – неть, – сказала Лилиан по-русски, ловко взбираясь и усаживаясь в своё кресло у стола.

– А чего же ты хочешь? – спросила её мама на английском языке.

– Омлет, – ответила та вновь по-русски.

– Так вчера ведь мы уже ели омлет, яичная твоя душа, – сказал, входя, папа. Высокий и красивый мужчина в кухонном фартуке выглядел слегка комично, но Лея, внутренне усмехнувшись, внешне и виду не подала. – Нельзя же каждый день есть одно и то же.

С этими словами он вынул из тостера два поджаренных хлебца и, внимательно их оглядев, положил в тарелку на столе, сопроводив это действие бормотанием: «Ну и хлеб тут рыхлый, ёлы-палы, невозможно привыкнуть».

– Увы, твой папа прав, – сказала Лея, очаровательно улыбаясь дочери. – Папа Саша прекрасно варит овсянку. Сейчас мы туда побросаем немного лесных ягодок, вот так, и овсянка станет не просто кашей, а пищей богов. Вот тебе твоя порция – маленькая, а вот маме – побольше. А если не будешь есть, мама сейчас обе тарелки очистит, и ты останешься голодной.

Лилиан, понимающе улыбнувшись маминой шутке, взяла свою пластиковую ложку и запустила её в кашу.

– Всё, скусала! – сказала она спустя несколько минут, победно вскинув ложку.

– Нет, не всё, у тебя в тарелочке на дне нарисован мишка, а я его не вижу, так что давай, освобождай мишку, – сказала мама.

Лилиан, по-взрослому глубоко вздохнув, стала доедать кашу.

Едва Александр уселся вместе с ними и принялся за еду, как у двери звякнул звонок.