Ганс Гейнц Эверс - Альрауне

Ему было лет за сорок; седая короткая борода и редкие волосы. На длинном черном шнурке золотое пенсне, которое постоянно криво сидело на носу; через него глядели голубые близорукие глаза. Он был неряшлив, грязен, немыт, всегда с чернильными пятнами на пальцах.

Он был плохим юристом и принципиально восставал против всякой работы. Ее он поручал своим референдариям, но они не делали ничего. Только поэтому они и поступали к нему и целыми неделями даже не показывались в бюро. Он поручал работу заведующему своего бюро и писцам, которые тоже большей частью спали, а когда просыпались, то сами чаще писали одно только слово «оспариваю» и ставили под ним штемпель советника юстиции.

Тем не менее у него была очень хорошая практика, гораздо лучше, чем у знающего, остроумного и делового Манассе. Он был близок к народу и умел говорить с людьми. Его любили все судьи и прокуроры, он никогда не доставлял им никаких трудностей и предоставлял идти делу своим чередом. На суде и перед присяжными он был действительно золото, это все знали прекрасно. Один прокурор заявил даже как-то: «Я прошу дать обвиняемому снисхождение. Его защищает господин советник юстиции Гонтрам».

Снисхождения – его он добивался всегда для клиентов. Манассе же это удавалось очень редко, несмотря на его познания и умные, тонкие речи.

Кроме того, было еще одно обстоятельство. У Гонтрама было в прошлом несколько крупных, видных процессов, которые прогремели по всей стране. Он вел их много лет, провел через все инстанции и в конце концов выиграл. В нем пробудилась тогда какая-то странная, долгое время дремавшая в нем энергия. Его вдруг заинтересовала эта запутанная история, этот шесть раз проигранный, почти безнадежный процесс, переходивший из одного суда в другой, процесс, где приходилось разбирать целый ряд запутанных международных вопросов, о которых, кстати сказать, он не имел ни малейшего представления. Несмотря на самые очевидные улики, на четыре разбирательства дела, ему удалось добиться оправдания братьев Кошен из Ленепа, трижды приговоренных к смертной казни. А в крупном миллионном споре свинцовых рудников Нейтраль-Моренэ, в котором не мог разобраться ни один юрист трех государств, а Гонтрам, разумеется, еще меньше их всех, он все-таки одержал в конце концов блистательную победу. Теперь же уже года три он вел крупный бракоразводный процесс княгини Волконской.

И замечательно: этот человек никогда не говорил о том, что он действительно сделал. Каждому, с кем он встречался, он врал про свои бесконечные юридические подвиги, но ни словом не упоминал о том, что ему действительно удалось провести. Таков уж был он: он ненавидел всякую правду.

Фрау Гонтрам сказала:

– Сейчас дадут ужинать. Я велела приготовить для вас немного крюшона и свежего вальдмейстерского. Не пойти ли мне переодеться?

– Не надо, – решил советник юстиции. – Манассе не будет ничего иметь против!.. – Он перебил себя: – Господи, как кричат дети! Пойди, успокой их немного!

Тяжелыми медленными шагами фрау Гонтрам пошла исполнять его просьбу. Отворила дверь в переднюю комнату: служанка качала там люльку. Она взяла Вельфхена на руки, принесла его в комнату и посадила на высокий детский стульчик.

– Нет ничего удивительного, что он так кричит! – спокойно сказала она. – Он весь мокрый. – Но не подумала даже о том, чтобы его переодеть. – Тише, чертенок, – продолжала она, – не видишь ты разве, у нас гости!

Но Вельфхен нисколько не считался с гостем. Манассе встал, похлопал его по плечу, потрепал по толстой щечке и подал ему большую куклу. Но ребенок бросил игрушку и продолжал орать благим матом. Под столом аккомпанировал ему диким лаем Циклоп.

Мать не выдержала:

– Подожди-ка, чертенок. Я знаю, чем тебя успокоить. – Она вынула изо рта черный, изжеванный окурок сигары и сунула его в губы ребенка. – Ну, вкусно? А?

Ребенок мгновенно замолк, сосал окурок и радостно смотрел своими большими смеющимися глазенками.

– Вот видите, господин адвокат, как нужно обходиться с ребенком! – сказала фрау Гонтрам. Она говорила самоуверенно и вполне серьезно. – Вы, мужчины, не умеете обращаться с детьми.

Вошла служанка, доложила, что стол накрыт. Потом, когда господа отправились в столовую, она подошла к ребенку.

– Фу, гадость! – закричала она и вырвала у него изо рта окурок.

Вельфхен тотчас же опять заорал. Она взяла его на руки, стала качать, запела ему грустные песни своей валлонской родины. Но ей так же не повезло, как и Манассе: ребенок не переставал кричать. Тогда она снова подняла окурок, плюнула на него, отерла его грязным кухонным передником, стараясь погасить все еще тлевший огонь. И сунула наконец в красные губки Вельфхена.

Потом взяла ребенка, раздела его, вымыла, надела на него чистое белье и уложила в постель. Вельфхен успокоился, дал себя вымыть. И заснул с довольным видом, все еще держа в губах грязный черный окурок.

О, как была права фрау Гонтрам! Она умела обходиться с детьми, по крайней мере – со своими.

А в столовой ужинали, и советник юстиции начал свои бесконечные повести. Выпили сначала легкого красного вина. И только на десерт фрау Гонтрам подала крюшон. Ее муж состроил недовольную физиономию.

– Влей хоть немного шампанского, – сказал он. Она покачала только головой:

– Шампанского больше нет, одна только бутылка.

Он удивленно посмотрел на нее через пенсне и скептически покачал головою.

– Ну, знаешь ли, и хозяйка же ты! Нет ни капли шампанского, а ты не говоришь мне ни слова! Скажите пожалуйста! В доме ни капли шампанского! Вели хоть подать поммер. Хотя и жалко его для крюшона!

Он продолжал качать головою.

– Ни капли шампанского! Скажите на милость! – повторял он. – Нужно сейчас же раздобыть. Жена, принеси-ка мне перо и бумагу. Я напишу княгине.

Но когда бумага была перед ним, он отодвинул ее от себя.

– Ах, – вздохнул он, – я столько сегодня работал. Напиши-ка, жена, я продиктую тебе.

Фрау Гонтрам не двинулась с места. Писать? Только этого еще недоставало!

– И не подумаю даже, – сказала она. Советник юстиции посмотрел на Манассе:

– Коллега, не могли бы вы мне оказать небольшую услугу? Я так страшно устал.

Маленький адвокат негодующе поднял глаза.

– Страшно устал? – захохотал он. – От чего же? От бесконечных рассказов? Мне хотелось бы знать, откуда у вас всегда чернила на пальцах! Ведь не от писания, конечно!

Фрау Гонтрам рассмеялась:

– Ах, Манассе, это еще с Рождества – он подписывал тогда балльники детям! Впрочем, что вы здесь спорите? Пусть Фрида напишет.

Она подошла к окну и кликнула Фриду. Пришла Фрида вместе с Ольгой Волконской.

– Как мило, что ты тоже здесь! – поздоровался с нею советник юстиции. – Вы уже ужинали?