Рене де Пон-Жест - Жемчужная река. Герцогиня Клавдия

Через полчаса принц Конг покинул кумирню, сделав богатый вклад в буддийский монастырь.

Из гондолы он пересел в паланкин и вернулся во дворец. А за ним отправилась взволнованная мадам Лиу.

В ожидании аудиенции ее оставили на женской половине; день ее прошел в непрерывных колебаниях между отчаянием и надеждой. Принц, казалось, забыл о просительнице.

Настала ночь, а с нею – новые мучения: тоска по дочери, которую нельзя было ни навестить, ни утешить. Не смыкая глаз лежала она на мягкой циновке и мысленно переносилась в недавнее прошлое, в мирную и счастливую обстановку маленького домика в Фун-Зи. – И не знала, что в это мгновение там разыгрывалась новая драма.

Сознавая, что ни Лиу Сиу, ни И Тэ не причастны к убийству Линга, Мэ Куи жила под вечным гнетущим страхом. Тысячу раз собиралась она бросить оставленный на ее попечение дом и рассказать префекту кантонской полиции все, что было между нею и Чу, потому что в глубине души она была уверена, что он – настоящий убийца. До последней минуты ожидала она, что подсудимые будут оправданы, но, узнав о приговоре, побоялась погубить себя слишком поздним признанием.

Она старалась редко выходить, чтобы не видеть забитых окон мясной. Ей все казалось, что нарисованный на них паук оживает и бросается на нее с раскрытыми челюстями.

Тяжелые предчувствия не давали ей покоя. В тот день, когда мадам Лиу подала прошение вице-королю, ей стало особенно страшно и тяжело. Целый день бродила она по пустым комнатам, и все у нее валилось из рук.

Настала ночь. Опустела улица Златокузней. Город отдыхал, и глубокая тишина ее пугала, а страх и угрызения совести не давали уснуть.

Вдруг она услыхала шаги. Несколько человек остановились у дома, и, прежде чем она успела шевельнуться, ее связали и бросили на пол, заткнув тряпкой рот.

В комнате было темно, и она не могла их разглядеть. Ей казалось, что их было трое. Потом они перетащили ее в столовую и зажгли масляную лампу.

Это были трое дюжих уродливых мужчин, одетых рыбаками.

– Живо, – командовал предводитель. – Свяжите ее, как груз. А если пикнет – придушите.

У Мэ Куи замерло сердце. Бандиты замотали ее в холстину и больно скрутили веревками.

– Готово, что ли? – спросил хриплый голос.

– Готово, – отозвался один из рыбаков. – Идем.

– Только не с пустыми руками. Угодили хозяину, а теперь надо подумать и о себе.

И, не ожидая позволения, рыбаки исчезли в соседних комнатах. Через несколько минут они возвратились с наскоро связанными узлами.

– Марш! – скомандовал предводитель.

Подхватив связанную Мэ Куи, грабители двинулись к выходу. Предводитель выглянул из дверей, огляделся, нет ли кого на улице, знаком вызвал своих людей и аккуратно запер за ними двери. Затем вся компания двинулась переулками к реке. Двое тащили награбленное, третий взвалил Мэ Куи на плечо, точно свернутые сети.

Скоро они добрались до берега. Ночь была темная, безлунная. Воды Жемчужной реки катились тяжело и бурно, качая лодки и часто швыряя их друг о друга.

Предводитель подтянул лодку к отмели, нащупал весла, усадил своих сообщников, свалил груз и, отрезав причал, оттолкнулся от берега.

Течение было быстрое. Они скоро переправились на противоположный берег, под которым вода была спокойнее.

Здесь река разбивалась на три рукава, из которых два судоходны и сливаются у форта Бокка-Тигрис, а третий, бурный, испещренный скалами и подводными камнями, пересекается порогом, рев которого разносится на несколько миль. К этому опасному месту и направлялась лодка пиратов.

Плыли они минут десять. Вдруг кормчий встал и бросил во мрак пронзительный крик дьявольской птицы Гуамала. Такой же крик ему ответил. И на гребне скалы, о которую хлестали и разбивались волны, выросла человеческая фигура.

Моряки подняли весла. Лодка уткнулась в скалу.

– Это ты, Вум Пи? – спросил незнакомец, подходя к лодке.

– Я, господин!

– Удалось?

– Да, вот эта женщина.

– Хорошо. Эй, вы! За дело!

Эти слова относились к дюжине подозрительных типов, внезапно выросших на скале. Они как будто ждали приказания и быстро спустились к воде. Одни нырнули, другие закопошились, стоя по плечи в воде, и Мэ Куи не могла понять, что они делают.

Потом, разделившись на группы по три человека, они схватились за канаты от буйков и стали что-то тянуть со дна реки. Скоро неизвестный предмет показался над водою. Это было длинное двадцативесельное судно типа не то гоночной, не то пиратской лодки, с необычайно острым носом и длинными веслами. На боку его открывался клапан, при помощи которого судно можно было моментально затопить и таким образом укрыть его от погони.

Молчаливая команда быстро подняла судно над водой. Вода вытекла. Тогда они завинтили крышку клапана, спустили судно на воду и сели на весла. Вум Пи перебросил в него Мэ Куи. Веревки туго скручивали все ее тело, только один из гребцов стянул холстину с ее лица, и она с ужасом глядела на все эти приготовления.

Вдруг судно дрогнуло от резкого толчка: это прыгнул в него тот, кого пираты звали господином. Он взял длинное весло и стал у кормы.

– Чу, – пролепетала служанка.

– Да, Чу, – ответил он, наклоняясь и как бы желая насладиться ее ужасом. – Чу, которого измена твоей хозяйки превратила в убийцу и разбойника, Красный Паук, который отомстит тебе за все свои страдания, как уже отомстил Лиу Сиу.

И, оттолкнув ее ногой, он отдал отрывистое приказание.

Двадцать весел поднялись и замерли в воздухе, потом разом опустились, глубоко захватывая воду. И легкое быстроходное судно птицей перелетело в главное русло реки.

Луна начинала всходить. Под ее бледными лучами темное судно казалось таинственным и зловещим. А Чу стоял на корме и правил веслом, точно гений зла, точно черный неведомый дьявол.

Мадам Лиу напрасно думала, что наместник о ней забыл. Но ему пришлось сначала разобраться в делах, накопившихся за время его отсутствия, и только поздно вечером прочел он ее прошение.

Перкинс так красноречиво излагал факты и делал из них такие логические выводы, что наместника прежде всего поразила не столько невиновность Лиу Сиу, сколько грубые ошибки и полная бездеятельность Минга, который даже не потрудился разобраться в уликах, задуматься над их противоречиями и сделать хоть одно усилие, чтобы открыть истину.

Перкинс начал издалека. Описал детство Лиу Сиу, тонкими и верными штрихами набросал ее чистый юный образ, так не вязавшийся с мыслью о преступлении. Подробно охарактеризовал И Тэ. Затем рассказал, как Минг велел арестовать Лиу Сиу по простому наговору Линг Тиэнло, как подверг ее жестокой пытке и отказался отдать ее матери на поруки. Рассказал, что десятки лиц готовы подтвердить под присягой, что в день свадьбы И Тэ сидел весь вечер в гостиной Линга и ушел домой с целой компанией попутчиков, что при обыске у него не нашли ни одной вещицы из похищенных драгоценностей, и Минг совершенно забыл о таком важном факте, как грабеж, и даже не отдал распоряжения следить за ювелирными лавками и толкучкой, не появится ли там хоть что-нибудь из драгоценностей невесты. Не задумался он и над вопросом, мог ли хрупкий и болезненный ученый задушить и перенести в чащу кактусов и алоэ такого здорового и крупного мужчину, как Линг Таланг. Зато обратил внимание на веер, явно подброшенный на месте преступления, чтобы направить следствие по ложному следу.