Люсьен Биар - Царь степей. Aspergillum Lуdiаnum (сборник)

Мицтеки, сидевшие в небольшом расстоянии от костра, устроенного близ опушки леса, рассказывали один за другим о своих подвигах на охоте и на войне. Тейтли, на руку которого опиралась Хоцитл, прогуливался на краю пригорка, изредка останавливаясь и, очевидно, любуясь находившейся перед ним живописной и оригинальной картиной. Все эти люди с почти голыми спинами, с волосами, приподнятыми живописно и связанными на макушке головы, и с медного оттенка кожей, ярко озаренные отблесками, в общем представляли собой очень необычайную картину. Однако тем не менее европейцы при виде этих хищных лиц, этих свирепых, пристальных взглядов и слыша эти резкие гортанные и носовые звуки, пожалуй, вообразили себе, что видят перед собою толпу демонов.

Один за других, по мере того как ими овладевал сон, индейцы завертывались в свои длинные одеяла с разноцветным полосатым рисунком и вытягивались прямо на земле, где придется. Только весьма немногие сибариты подкладывали под голову заранее изысканный, заготовленный камень, служивший им подушкой. Вскоре не спал только один человек в лагере, оставаясь на страже порученных ему лошадей. Вооруженный копьем, он стоял неподвижно и только слегка, особым образом, посвистывал, когда кто-либо из вверенных его охране животных намеревался погрызться с другим. Наконец, и Хоцитл ушла в хижину, на пороге которой улегся Тейтли, поместив под голову седло, на котором положено было одеяло. В воздухе не было ни малейшего ветерка, и потому тишина была полная, нарушаемая только легким шумом зубов лошадей, пощипывающих траву, так что Тейтли уснул через несколько минут.

Но вдруг он внезапно проснулся. Разбудил его по всей вероятности какой-то странный шум. Одновременно с ним проснулось несколько индейцев. Все повернули головы в ту сторону, где стоял стороживший лошадей воин. Опираясь на копье, он безмятежно любовался звездами. Но вдруг пронесся глухой шум, и сильный порыв ветра с юга зашумел в верхних ветвях деревьев.

– Задует Тегуантепек, – прошептал, поднимаясь, Тейтли.

Он тотчас подошел к костру, взял пылающую головню и понес ее к костру, сложенному на краю пригорка. Зарево этого костра предназначалось для освещения волн морских до самого того места, где находился корабль. Пламя разрасталось очень быстро, и Тейтли расхаживал вдоль костра, прислушиваясь к прибою волн, с каждой минутой становившемуся все сильнее и грознее. Зловещий скрип и треск, доносившийся из леса, смешивался с неистовым воем волн, разбивавшихся о береговые скалы.

Индейцы один за другим ушли от старого костра, находившегося очень близко от леса, деревья которого при всяком порыве ветра грозили обрушиться на спящих. Вдруг из хижины вышла Хоцитл и стала испуганно озираться. Увидев наконец Тейтли, она побежала к нему и, волнуясь и дрожа, бросилась ему на руки.

– Что с тобой? Что с тобой, мой дорогой цветок? – спросил ее Тейтли, заметив, что она сильно была встревожена. – Неужели ты так боишься урагана?

– Нет! – отвечала она рыдая. – Нет, я не боюсь! Но мне приснился сон…

Вдруг она внезапно замолкла и, приложив палец к губам, сказала:

– Ты слышишь?

Со стороны моря, казалось, доносился неясный гул человеческих голосов, как бы звавших на помощь; но этот шум был заглушен свистом ветра в лесу и воем волн.

– Ты слышал, Тейтли?

– Да, слышал; это ламантины воют там, на берегу. Разве тебе на приходилось часто слышать их стоны?

– Нет, те стоны, которые мне послышались, вовсе не стоны ламантинов, – возразила молодая женщина. – Это скорее крики путешественников на судне, застрявшем на Скорпионах.

– Да что тебе они?

– Во сне, который мне только что приснился, – отвечала индианка, – ты, страшно бледный, лежал на земле с кровавой раной на груди, а люди, лиц которых я не распознала, стояли над тобой и плакали. Тейтли, надо спасти этих несчастных.

– Это невозможно!

– Для тебя, Тейтли, нет ничего невозможного; ты знаешь слова, изгоняющие всякие печали и болезни. Ты умеешь, когда захочешь, заставить отступить самую смерть. Спаси этих людей.

– Значит, ты забываешь, дитя мое, что они враги нашего племени. Ты забываешь, что, попадись ты им в руки, они убили бы тебя, не пощадив твою молодость и красоту!

– Мне снилось, будто я держала тебя в объятиях; ты истекал кровью, она лилась на мое сердце, и я задыхалась. Я так рада, что вижу тебя рядом с собой живого и здорового. Я так рада, что мне хотелось бы всем помочь, избавить всех от страданий! Я с ужасом думаю об этих людях, которым грозит неизбежная гибель, но уже не во сне, а наяву.

– Но пойми же, Хоцитл, что мне невозможно оказать им помощь. Если бы даже у меня была лодка, – и в таком случае немыслимо пробраться среди Скорпионов не только ночью, в бурю, но и среди дня, при совершенно тихой погоде, пройти среди подводных скал невозможно. Миктантеуктли, мрачный бог тьмы, требует жизнь этих чужеземцев; предоставим Миктантеуктли делать то, что ему угодно.

Хоцитл, спрятав голову на груди воина, снова горько заплакала. Он ласково и кротко успокаивал ее, уговаривая ее идти обратно в хижину, куда сам хотел проводить ее. Но Хоцитл возразила:

– Нет, я не пойду, так как все равно не в состоянии буду уснуть.

Она повела его к выступу пригорка впереди костра, громадное пламя которого изредка ярко освещало отдаленные волны. Хоцитл, плотно прижавшаяся к мужу, все-таки сильно дрожала.

– Откуда у тебя явилась такая слабость, такое взволнованное состояние? До сих пор ты всегда была такая отважная и ничего не боялась.

– Все это произошло вследствие сна, во время которого я видела тебя таким бледным, с закрытыми глазами и кровавой раной в груди.

– Но ведь это было только не что иное, как сон!

– Он и теперь, наяву, меня неотступно преследует, – возразила молодая женщина. – Вот эти там перед нами, затерянные среди мрака и волн, быть может, тоже имеют любящих жен. Отныне они тщетно будут поджидать своих мужей, и глаза их больше не увидят тех. В былое время, в палатке отца своего, я о подобных вещах и не помышляла; это ты, Тейтли, выучил меня рассуждать и размышлять. За исключением битвы, ты не любишь видеть страдания; ты всегда заботливо относишься к больным и стараешься помочь им. В прериях тебя любят не только потому, что ты храбр, но также потому, что добр. Ты выучил меня тому, что называется участием к страданиям, и я люблю тебя за твою отзывчивость.

– Но только не по отношению к белым, Хоцитл!

– Нет! Ко всем тварям, одаренным жизнью! – возразила молодая женщина. – Ты никогда не позволял детям мучить животных в твоем присутствии, будь это не только бабочка, но даже змея.

Говоря это, Хоцитл постоянно взглядывала на море. Вдруг она внезапно смолкла. Вдали, на гребне высокой волны, озаренной в эту минуту заревом пламени костра, она увидела лодку, переполненную людьми. Казалось ли ей это, или на самом деле вдали, в волнах была лодка, но это видение, сопровождаемое отчаянными криками, длилось несколько секунд, и вслед за тем ничего не было ни видно, ни слышно. Несомненно, что и Тейтли видел то самое, что и его жена, так как она почувствовала, как вздрогнул ее муж.