Борис Мир - Данэя. Жертвы прогресса

© Борис Мир, 2017

ISBN 978-5-4485-8267-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождённый в 1934 году в СССР, я, как и многие, с детства верил, что наступит «светлый и радостный» коммунизм, и с ним должно прекратиться всякое дальнейшее общественно-историческое развитие на Земле. Появление сомнения в этом привело к мысли, что, когда физический труд в результате нарастающего научно-технологического прогресса полностью вытеснится интеллектуальным, не всем он окажется по силам: человечество разделится на способных и не способных соперничать со всё более совершенным искусственным интеллектом.

Какая судьба может ожидать последних в определённый критический момент этого слишком реального будущего: не произойдет ли очередной исторический виток социального неравноправия, жертвами которого будут они? О чем и пытаюсь предупредить этим романом-антиутопией.

Алекс Варна: Сильнейшая теоретическая основа в кайме художественного произведения. Вы пугающе правы во многом.

Олег Чугунов: Произведение такой глубины нынче не часто встретишь.

Феофан Талич: Такого психологически тонкого и умного чтения не было уже давно.

Валентина Астафьева: Мощно! Столько глубокого смысла, боли за будущее.

По сравнению с традиционным способом бумажного издания книг Интернет предоставил невиданные возможности. Легко вместо коротких примечаний давать внешние ссылки (hyperlinks) к всевозможным Интернет источникам, содержащим исчерпывающую информацию. И даже то, что было прежде недоступно: цитирование музыкальных произведений. Это делается линками к музыкальным тракам. Тогда, упоминая в тексте названия песен, классических и прочих произведений, не всегда знакомых читателю, можно дать ему возможность их услышать: поможет проникнуться настроением, вызываемом ими. То же способно делать и просто музыкальное сопровождение каких-либо текстов (backsound).

Несмотря на большое значение, которое мы придаем победам знания и нашим достижениям, ясно, тем не менее, что только человечество, которое стремится к этическим целям, может в полной мере воспользоваться благами, приносимыми материальным прогрессом, и справиться с опасностями, которые его сопровождают.

Альберт Швейцер

– Это не то, – сразу мягко, но решительно возразил Дан, когда Лал кончил перечислять опубликованные работы его и его учеников: ведь немало, весьма. А итог их практического использования?!

«Не то!» Это слышишь почти всегда и почти от всех. Лейтмотив современной эпохи, которая воспринимается как всеобщий глубочайший кризис. Мелкие шаги вперед даются ценой невероятного труда при мало ощутимых результатах: почти нет крупных фундаментальных открытий. Сейчас основное – уточнение, доработка и строгое редактирование теорий. И в остальном – усовершенствование, доводка, шлифовка, суперфиниш. Огромная кропотливая работа, безусловно, необходимая, но мало радостная на фоне свершения былых открытий, создания старых теорий: подобных неотесанным глыбам, недоработанных в деталях, не отшлифованных – но гигантских, сразу двигавших науку далеко вперед. И судорожные усилия современного человечества преодолеть, выйти из этого состояния, определяющего весь стиль жизни и многие социальные институты.

– Понимаешь, уже тогда для меня были главными не те, практические, результаты, за которую дали докторскую степень: там был ряд побочных моментов, явно связанных с фундаментальными свойствами пространства. Занимался этим потом всю жизнь. И пока безрезультатно, – Дан замолчал и ушел в себя.

Лал, тоже молча, терпеливо ждал. Он давно стремился встретиться с Даном: представлял колоссальный интерес для него, журналиста и историка современной эпохи.

Начинал Дан когда-то блестяще: уже в 23 года стал доктором, успев решить весьма сложную задачу по увеличению плотности аккумулирования энергии. Но затем сразу переключился на проблемы всемирного поля-пространства-времени, где на первых порах быстро сумел получить довольно обнадеживающие результаты. Благодаря им ему было дано координационное разрешение на проведение весьма сложных и энергоемких экспериментов и большой фонд времени использования суперкомпьютеров.

Время от времени публиковались отдельные частные результаты его исследований, представлявшие ценность для практического использования: он щедро раздавал их своим ученикам, но сам почти не занимался их дальнейшей разработкой – после чего надолго замолкал. Вел кроме научной преподавательскую работу, создал курс некоторых разделов фундаментальной физики; его бывшими аспирантами были многие крупные ученые.

Поначалу показался абсолютно таким же, как все крупнейшие ученые его возраста: ушедшим в свою работу настолько, что ничего другого почти не видит и не воспринимает. Но Лал сразу ничего другого и не ожидал, готовясь к интервью с ученым такого калибра.

Дану сейчас было уже почти 150 лет. Как и многие люди его возраста, он был одет тепло – в свободном шерстяном свитере крупной вязки, вероятней всего самодельном. Без всяких украшений. Голова вся седая, но глаза молодые, живые, и походка упругая. Разговаривая, он ровным мерным шагом шел по аллее. Отвечал на вопросы Лала довольно охотно.

– Понимаешь, порой вдруг мелькнет какой-то смутный проблеск. Кажется, что вот ты и ухватился за кончик нити, – вдруг заговорил Дан, как будто внезапно очнувшись. – И потом снова ни к чему не приходишь. Нить обрывается, мысль ускользает. Остаются лишь попутные результаты, а не то, что ищешь. – Он смотрел Лалу в глаза.

– Великие открытия делались, когда удавалось преодолеть власть существовавших теорий, порой самых фундаментальных, казавшихся совершенно очевидными и незыблемыми. Это так давно известно, и все же… Мы в плену у наших представлений, наших огромных знаний.

– Инерция мышления, да! Груз знаний давит, прижимая мысль. Недаром фундаментальные открытия делались молодыми.

Видимо, эта мысль мучила его. И Лалу нечего было возразить – он попытался перевести разговор на другое.

Дан слушал с интересом. Молодой журналист, имя которого уже было всем известно благодаря его полемическим статьями и книгам, поражал широтой знаний. Есть же способные охватить буквально все! И Дан уже сам задавал бесчисленные вопросы, на которые Лал не уставал отвечать.