Владимир Бестугин - Здорово наступит никогда

Далее путь лежал вниз по реке Балдошка (надо же так назвать!), гигантской мореной правого берега. Предполагалось, что внизу в сосновых лесах расположена турбаза «Башиль», что было бы очень кстати. Тропа постоянно пропадала, теряясь в пятнах свежевыпавшего снега и нагромождениях камней, долго петляла по криволесью, а во второй половине дня упал туман, и мы перестали видеть куда идем, только чувствовали – вниз. Временами казалось, что горы давно уже кончились, и мы проскочили базу. Только к исходу дня надежда затеплилась с новой силой.

Приятно, валясь с ног, услышать в сумраке вечернего леса стук дизеля и почуять дымок с кухни. Решив не прятаться от спасательной службы и честно соврать, мы вошли в лагерь открыто и бросили рюкзаки на крыльце инструкторского домика, отрабатывая версию с потерянной маршрутной книжкой.

До бумаг дело не дошло. Ново обретенный друг Хусейн вручил нам ключ от рабочего вагончика, стоящего над грохочущей рекой в живописном месте с соснами и сочной зеленой травой. Два отсека, кровати с чистым бельем, тумбочка и стол – в середине похода это больше напоминало галлюцинации обмороженного бомжа.

Отлив часть спирта, мы направились к инструкторам развивать дальше традиции горного гостеприимства. Выпили. Оказавшийся начальником радиорубки Хусейн вынул из-под кровати гитару. Спели. Потом все вместе пошли в пекарню. Там обнаружился еще десяток местных, кастрюля сметаны, мясо и свежий хлеб. Водка и вино. Заговорили по балкарски, я произнес «соулукх», вроде нашего «на здоровье», и выпил стоя с локтя. И пьянка понеслась… Потом вернулись к нам в вагон, с нами начальник вагона и друг начальника вагона – начальник дороги.

Утром явились: начальник лагеря и его родственник Муратдин, которого представили словами «пока он с вами, беда вас не оставит». В рукаве он принес бутылку водки. Мы запели. Портвейн. Заснули. Очнулись, пошли к Хусейну, помылись в ду̀ше, в душѐ удивляясь происходящему. Вечером привалила родня начальника вагона и окрестные пастухи с верхних кошей – Сулейман и Али. Кош – это сарай из жердей с земляным полом и лежанкой, ничего лишнего – они там за лето очумели и были рады принять участие в любом мероприятии от свадьбы до поминок. Начался праздник всего племени. По местным обычаям произносили тосты, младший брат не садился в присутствии старшего и каждые полчаса доставал из под нашего! (я проверял, но источника не нашел) вагона бутылки с вином. Разливали по старшинству, почему-то начиная с меня. Звучали народные балкарские напевы и русская, а потому – синяя, «птица удачи».

За следующие сутки гуляний оба отделения вагончика загадили до потолка, он светился и гудел в опустившейся южной темноте как дом с привидениями, как ночной кошмар, пугая остальных обитателей долины. Время остановилось.

Не знаю, сколько это продолжалось, но однажды мы проснулись и почувствовали усталость и голод. Несмотря на то, что поедали мы все время чужое, наши продукты тоже почему-то кончились. Из оставшихся возможных вариантов выбрали блинную муку, и стали жарить блинчики на свином сале. Целую кучу. Вываливший тем временем из вагончика соседский пастух удивленно спросил, за каким хреном мы это делаем – баран же есть? Мы обернулись в направлении указанном забинтованным фиолетовым пальцем и обнаружили на сосне, подвешенную на суку, разделанную тушу, после чего Дед молча вывалил все приготовленное в реку.

За бугром уже разгорался праздничный костер, где по-прежнему наливали по старшинству. Когда я попал обратно в вагон, на столе дымилась гора мяса и все полтора десятка участников фестиваля ели его руками. Мы включились в дело, но вырубился свет. Тогда мы распаковали сюрприз (новинка в туризме) – японскую «не горячую свечу», 17 17 «Не горячая свеча» – так было на этикетке. – пластмассовую капсулу, испускающую свет за счет химической реакции, и повесили ее светить над столом. Воцарилась гробовая тишина, прерываемая восклицаниями по смыслу похожими на «вот это да» и «не может быть». Изумление сменилось восторгом, и она пошла по рукам. Через десять минут свечу доканали, сгибая и проверяя на прочность, а вся банда, перемазанная фосфором и бараньим жиром разом затарахтела. Все это в тускло-зеленом свете, под аккомпанемент оборванных струн.

Потом мы пили брагу из канистры, мотали круги по лесу, переходили реку Башиль по качающемуся мосту – жуткое зрелище, возвращались в темноте на звук, и желтые глаза идущего на пролом Деда светились в предрассветной мгле как габариты бульдозера…

На следующее утро мы ушли. Горы манили своими уже слегка забытыми далями, солнце, редкое в тот год, грело и ласкало, а провожающий нас Хусейн неуверенно показывал пальцем направление пути, на единственно возможный в нашем положении перевал Киллар 1Б. А заманчивый путь вниз по реке Башиль снова привел бы нас в низовья Чегемского ущелья… Замечу вскользь, что моя карта и описание района в этом месте кончались словами «далее путь возможен через перевал Киллар 1Б или более сложные: Голубева 3А, Штернберга 2Б, Донкина 2Б» и еще через пару непроходимых с такими же экзотическими названиями. То есть описание маршрутов, лежащих в выбранном направлении, нужно было искать в другом сборнике, а частью карты с последним этапом похода во время «праздников» кто-то воспользовался не по назначению. Поэтому идти нам предстояло «в темную», что повышало категорию как минимум на единичку. Также напомню, что, перевалив этот рубеж, мы могли бы наконец попасть к началу «заказанного» нам маршрута, если вы тоже об этом забыли.

По очень крутому подъему овечьими тропами выбрались на террасу 18 18 Терраса – ступенчатый участок на склоне, обычно позволяющий поставить одну или более палаток. В альпинизме градация таких участков следующая: уступ – небольшая выемка, на которую можно опереться ногой или рукой, полка – на нее можно встать ногами, балкон – можно сидеть, терраса – можно разместить палатку. , про которую говорили пастухи. Люди словно вымерли. У коша, где разлился ручей, – только голодные псы да лошадь облепленная слепнями. С перекуром двинулись дальше, мыслями пребывая уже в долине Баксана, где пиво и цивилизация ждут усталого путника на каждом шагу. В надвигающемся вечере мы вылезли на стоянку у озера с названием Верхние Килларские ночевки и порадовались, что находимся на верном пути – название мы обнаружили в записке, оставленной харьковскими туристами на прошлой неделе. Рассчитывая завтра перевалить к людям, рубанули последние остатки жратвы, дернули по сто пятьдесят и отключились.

А наверху в это время думали иначе…

Спозаранку, не утруждая себя поисками тропы, начали подъем по морене, за которой открылась еще более высокая. Наступил один из самых нудных эпизодов похода – камни, все сыпется и никакой перспективы. Без завтрака это ненормально – начинать день с такого затяжного броска. Временами от однообразия камней начинало мутить, да порой не давала покоя мысль, как будем отчитываться о пройденном и подготовленном маршруте.