Николь Галанина - Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга первая

– Так предусмотрено законом, Ваше Командирство, – вдруг осмелевший секретарь высунул нос из-за спины растерявшегося стражника. – Помните? Статья №122 Указа №56 о…

– Замолчи, – махнув рукой, приказал Виллимони. – Я не слишком силён в законах, но один из них я, как и ты, наверное, знаю наизусть. Я – начальник войск внутреннего охранения, и все дела, касающиеся казни либо пыток, имеют ко мне непосредственное отношение. Ты помнишь, что Его Величество вносил изменения в закон, устанавливающий границы моих полномочий? Или ты уже успел забыть об этом?

Побледнев, секретарь затрясся и вновь спрятался за спину начальника конвоя. Тогда Виллимони обратился к стражникам:

– А вы, почему вы послушали этого никчёмного бумагомараку и отправили несчастную девушку на казнь?

– Мы не знали, что… – забормотал было начальник конвоя, но Виллимони не дал ему и крошечного шанса договорить свои оправдания:

– Вы должны были знать, – его колючий взгляд обратился к притаившемуся за стражниками секретарю, – что я утверждаю решение о применении к преступнику смертной казни! А теперь, раз уж мы заговорили об этом, утверждения вы не получите! Эта девушка не будет повешена, как бы вы ни пытались заморочить мне голову.

Секретарь боязливо втянул голову в плечи, стражники обменялись недоумёнными взглядами, а Марта, покусав губы, с усилием сумела убить даже слабый отзвук признательной улыбки. Несмотря на свой благородный поступок, Ноули – имперец, имперец и им же останется. Ей не за что было быть ему благодарной.

Ноули смерил конвой ещё одним обжигающим взглядом:

– Вы слышали? Отпустите девушку!

– Но, Ваше Командирство, она – преступница! Её поведение характеризуется как недопустимо фривольное! У неё даже нет документов! – слабо пискнул секретарь. Впрочем, его возражениям не суждено было быть услышанными: стражники уже покорно освободили Марту.

Слегка подтолкнув её в спину, начальник конвоя обернулся к секретарю и посмотрел на него настолько злобно и настолько презрительно, что тот не попытался повлиять на решение Виллимони.

– Преступница? – ядовито поинтересовался Ноули. – И её преступление, как я понял из твоих объяснений, заключается в том, что она пыталась пройти через ворота, не подождав меня?

– Но Вы… – озадаченно забормотал секретарь. Виллимони раздражённо кивнул:

– Эта девушка идёт вместе со мной! Она – моя невеста! И что, чёрт возьми, она должна была делать на параде, по твоей логике, секретарь? Она должна была взобраться в седло и проехать вместе со мной по площади? Она виновна в том, что растерялась и забыла законы, которые, кстати, даже ты не знаешь назубок?

– Ваше Командирство… – пролепетал секретарь, заливаясь краской. – Мы не знали, что это – Ваша невеста…

– Что, если бы она не имела ко мне никакого отношения, вы оттащили бы её на виселицу? – разозлился Виллимони. – Вот так вы исполняете свой долг перед Короной?

Смутившись и растерявшись, конвоиры нервно переминались с ноги на ногу. Кажется, они не ожидали, что однажды поведут на казнь невесту господина Виллимони. Как не ожидала и сама так называемая «невеста». Все её ощущения безнадёжно перепутались, она не понимала, какому следует доверять. Вздохнув, она повесила голову. Этот жест, жест покаяния, усилил ужас стражников и секретаря от совершённой ими непростительной ошибки.

– Клянусь, это больше не повторится, Ваше Командирство, – в один голос заговорили они.

– Поверю вам на слово: вы люди честные и ответственные. Что же до тебя, – Ноули вновь устрашающе глянул на совсем стушевавшегося секретаря, – ты сегодня же будешь понижен в должности и отправлен в один из офисов Кеблоно. Тебя не стоит допускать к таким ответственным постам, пока ты не выучишь свод законов наизусть.

Марта лениво усмехнулась про себя: «Надо же, как быстро Виллимони вошёл в командирский раж! А, казалось, ещё вчера он был смирённым подчинённым, которого не интересовало ничто, кроме слепого исполнения воли командира. Я и не знала, что люди так быстро могут меняться в худшую сторону».

Стоя между Виллимони и своими бывшими конвоирами, она чувствовала на своём лице прикосновение прохладной тёмной тени. Представив себе, как же она сейчас выглядит со стороны: одинокая и беспомощная девушка между четырьмя высокими, враждебными мужчинами, она горделиво выпрямилась, чтобы никто не посмел упрекнуть её ни в трусости, ни в слабости.

Рука Виллимони в белой парадной перчатке, расшитой золотом по верхнему краю, протянулась ей навстречу:

– Идём, Марта.

– С великой радостью, Ноули, – ответила она с возмутившей его наглостью, в три шага подходя к нему ближе. Но его руки она так и не приняла.

Впрочем, Виллимони не обратил внимания на её пренебрежение: ловко подхватив её под локоть, он стремительно зашагал куда-то по улице. Его свита тотчас рванулась к нему, засыпая его вопросами о Марте и связывающих их отношениях, но он ничего не ответил. Резко взмахнув рукой, Виллимони составил себе труд утихомирить их коротким заявлением:

– Я пойду один. Оставьте меня с госпожой Сауновски!

– Госпожа Сауновски? – удивлённо протянул кто-то из свиты. – А разве эта девушка числится при дворе?

– Эта девушка – невеста Его Командирства, – просветил самый любопытный и внимательный зевака своих товарищей.

– Почему Вы оставили свою невесту в одиночестве? – удивился кто-то из толпы.

– Почему Вы прогоняете нас? – общий гомон обиженных поклонников Виллимони странно контрастировал с угрюмой настороженностью воинов, которые молчаливо не одобряли решение своего начальника потому, что Марта не пришлась им по душе своим слишком самоуверенным видом.

– Уйдите прочь, – повторил Виллимони и ускорил шаги, надеясь смешаться с толпой.

Ему не удалось сделать это: парадный мундир и отличительная чёрно-белая ленточка на груди и вокруг воротника мгновенно приковывали к нему всеобщее внимание. Ему не нужно было расчищать себе дорогу среди спешащих по своим делам горожан, ведь его известность, будто трудолюбивый дворник, шагала впереди него. И Марте не нравилось это: проходя по восторженно визжащим людским коридорам, она ловила на себе недоумённые взгляды и начинала стесняться этого. Она никогда, даже в детстве, не любила бывать на публике. Рой людских голосов, носящийся в воздухе, точно пчёлы, быстрые неуловимые движения сковывали её. Особенно в тех случаях, когда не она была героиней дня. Это вызывало у неё затаённую злобную зависть, ту, которая ужасала и одновременно удивляла её.

А Ноули Виллимони с радостью проходил мимо восхищённых его явлением горожан: он ещё не знал, что популярность – коварная дама. Она капризна и непредсказуема: сегодня она прилетает к вам на крыльях, но завтра на них же улетает, и в последующие долгие годы вы стараетесь из последних сил, чтобы заставить её, точно тяжелораненую, нехотя и медленно приковылять к вам. Ноули Виллимони не знал. И Марта не знала. Жизнь, хоть она и любит порой шутить с нами злые шутки, не дошла ещё до этой крайности садизма.