В. Пашинин - Мир приключений № 14, 1968

— Сам не знаю. Может, как-нибудь разыщу своих.

— Да, а звать-то тебя как?

— Егор. Егор Булычев.

— Как, как? — Командир и штурман, улыбнувшись, переглянулись.

— Егор Булычев. Что особенного? Имя как имя.

— Ну-ну, конечно, ничего особенного. Разве что Горький о тебе писал.

— Никто обо мне не писал, да и адреса у меня нет. — И вдруг неожиданно для себя добавил: — Вот взяли бы вы меня к себе. А?

— Да ведь у нас военный корабль.

— Ну уж и военный — ни одного пулемета даже нет!

— У нас задачи другие: мы обслуживаем флот, снабжаем военных моряков всем необходимым.

— Вот и я бы обслуживал.

— Да кем же мы тебя возьмем, на какую должность?

— А вот хоть как в картине «Сын полка». Ну, воспитанником или там сыном корабля, что ли, сыном «Лейтенанта Шмидта», например.

Командир и штурман от души рассмеялись:

— Ну, разве что сыном знаменитого лейтенанта.

— А что, товарищ командир, малец, видно, смышленый. Да и куда он теперь? — вмешался в разговор боцман. — А мы его к делу приставим, горнистом будет, как на миноносцах, любо-дорого посмотреть.

Иметь на корабле горниста было давнишней мечтой командира, и боцман попал в самую точку.

— Играть-то умеешь на трубе?

— Уме-е-ю, — протянул Егор. — Вы только возьмите.

— Ладно, научим, и не тому учили. Зачислите его, мичман, на все виды довольствия. Справьте обмундирование и все, что положено.

— Спасибо, дяденька капитан! А я уж постараюсь. Да я, — от радости Егор даже не мог говорить, — все-все сделаю!

Так Егор Булычев стал воспитанником-горнистом военного транспорта «Лейтенант Шмидт».

Казалось, что кто-то гудит в самое ухо. И громыхает над головой ржавыми железными листами. Как в полузабытьи, Егору чудилось, что диван куда-то покатился и проваливается в бездну. Он открыл глаза и приподнялся. Кают-компания действительно качалась, пол наклонялся все больше и больше, и по нему, журча, переливалась вода. Откуда-то снизу доносился зловещий скрежет стали о камни. Егор вскочил, шлепая по воде ногами, подошел и открыл дверь. Рев ветра и шум волн словно оглушили его. Корабль еще больше накренился. Море кругом кипело. Завиваясь белыми гребнями, по заливу ходили крупные волны. Вдали, у самой кромки берега, ревел и клокотал прибой. По надстройкам хлестали соленые ледяные струи, огромные валы перекатывались через борт и маленькими шипящими водоворотами завивались у фальшборта. [52] Фальшборт — продолжение борта выше открытых палуб судна. Корма корабля то приподнималась, то опускалась, ударяясь о скалы. Корпус мелко дрожал под напором воды. В залитом доверху машинном отделении что-то стонало и хлюпало. Егору стало жутко.

«Прежде всего надо задраить люки, тогда судно все-таки будет удерживаться на плаву», — подумал Егор и, цепляясь за леера, обдаваемый холодными потоками, побежал по палубе. Он приподнимал вырывавшиеся из рук тяжелые крышки и накрепко завинчивал гайки-барашки. Один раз огромная волна оторвала его от люка и, закружив в водовороте, бросила к трубе. Захлебываясь, Егор попытался ухватиться за какой-то трос, но поток, отхлынув, увлек его за собой, и, если бы не леерная стойка, за которую судорожно уцепился мальчишка, быть бы ему за бортом. Он вскочил и по ходившей ходуном палубе побежал на мостик. Вскарабкавшись по трапу, Егор вошел в рубку, плотно закрыл за собой дверь и прислонился к иллюминатору. Океан разошелся не на шутку. Он словно стремился добить тяжело раненный корабль и обрушивал на него всю свою ярость.

Только теперь, немного отдышавшись, Егор почувствовал, как у него от страха дрожат колени и подступает тошнота.

Почему же не идут за ним? Где командир, где боцман? Ведь погибнет он здесь, среди разбушевавшихся волн, на покинутом командой тонущем корабле. Егор вцепился в стойку и всхлипнул. Неужели до сих пор не обнаружили, что его нет? Им хорошо там в тепле, а он один, голодный и промерзший до костей… Мальчик рыдал все сильнее и сильнее…

Так он и прождал всю ночь в рубке, вздрагивая от сильных ударов, прислушиваясь к жуткому стону и завыванию шторма. И каждую минуту ожидая, что стихия разнесет в прах этот маленький ненадежный островок.

Утром океан клокотал по-прежнему. Егор увидел, что за ночь волны сорвали мачту, согнули в дугу шлюпбалки [53] Шлюпбалки — часть шлюпочного устройства, служащая для спуска и подъема шлюпок. и начисто переломали все леерные стойки. Корабль с кормой, почти полностью ушедшей в воду, накренившись градусов на тридцать, представлял грустное зрелище.

Егор очень хотел есть, его сильно мучила жажда, от слабости кружилась голова, а ноги были такими, будто в них совсем не было костей. Перебегая от предмета к предмету, он бросился в кают-компанию, где остались скудные запасы пищи и питья. Плотно закрыв дверь и накрепко задраив иллюминаторы, он залез на диван и, размочив в воде сухарь, стал жевать. На противоположном конце, из-за трубопровода, вылезла крыса и, уставившись на него злыми бусинками глаз, стала умываться и стряхивать воду. Егор бросил в нее ботинком, но она и не думала бежать, а только отодвинулась ближе к трубам и, ощерив усатую морду, зашипела.

— Пошла прочь! — дико закричал Егор.

Крыса, вильнув длинным мокрым хвостом, исчезла.

Ночью мальчик несколько раз просыпался от того, что крыса бегала по его ногам, но голод и усталость сморили его и заставили ненадолго забыться.

На рассвете шторм прекратился, ветер стих, над серым, свинцовым морем взошло холодное красное солнце.

Егор съел последний сухарь, положил в ящик стола оставшуюся банку компота и пошел бродить по кораблю. Его бил озноб, но спичек не было, и развести огонь он не мог.

В одном из рундуков он нашел английскую булавку, согнул из нее крючок и, распустив сигнальный фал [54] Фал — тонкий трос, служащий для подъема сигналов. на нити, смастерил удочку. Для насадки решил использовать обгрызенные крысой остатки чавычи.

Днем, когда море окончательно успокоилось, он сел на борт и закинул леску в воду. Раньше они с боцманом часто ловили рыбу, и было ее всегда очень много. Эх, где-то он сейчас, боцман Евсеич? Егор почувствовал, как защипало глаза, и, чтобы не расплакаться, стал смотреть на уходящую в воду нить. Сколько он просидел — час или два, — он не помнил. Неожиданно леска натянулась, потом резко дернулась и пошла круто вправо. Егор, еще не веря в свою удачу, дрожащими руками стал судорожно выбирать удочку. Наконец из воды показалась сверкнувшая жестяным блеском рыба. Не помня себя Егор выдернул ее на палубу и, боясь, что она свалится за борт, упал на нее животом. Он чувствовал, как под ним трепещет крупная треска.

…Когда от рыбы осталась одна голова, Егор увидел, как из кают-компании выбежала крыса и, сев на хвост, уставилась на мальчика. Он бросил ей рыбий скелет, и она тотчас утащила его куда-то внутрь корабля.