Михаил Ляшенко - Мир приключений № 4, 1959

— Что такое баланда? — широко раскрыв и без того большие черные глаза, спросил Ёжо.

— Пойло, которым кормят в Германии наших людей. В воду подболтают немного черной муки или отрубей, заварят и пей. Да и то по одной консервной банке в день.

Заговорив о жизни в Бухенвальде, Гриша вспомнил, как Вацлав Гудба учил его думать и верить.

Однажды вечером по концлагерю прошел шепот, что через час всех здоровых погонят на станцию работать. Узники знали, что придется грузить бомбы или снаряды. И каждый старался сказаться больным, лишь бы не быть выгнанным на позорную работу. Гриша тоже решил симулировать. Гудба спросил его, почему он не идет. И сам же ответил:

— Совесть не позволяет. А давай подумаем. Может, надумаем что-нибудь хорошее?

— Что тут надумаешь! — безнадежно махнул Гриша.

— А ты все же подумай, — настаивал Гудба. — Сколько вчера сожгли умерших от голода?

— Сорок.

— А сегодня?

— Шестьдесят два.

— А тебя когда унесут?

— Может быть, завтра…

И вдруг Гриша понял, что единственная возможность остаться живым — это пойти на работу, откуда иногда удается бежать. Пошли они с Гудбой на станцию и в тот же вечер бежали. Впоследствии не раз Гриша прибегал к рекомендованному Гудбой средству: искать выход и верить.

Однажды возле Иены Гриша расхворался и, обессиленный, был схвачен богатым бауэром. Отец двух эсэсовцев, бауэр и сам хотел выслужиться перед гитлеровцами. Он связал русского и, заперев в комнате, поехал в полицию.

Что мог придумать Гриша?

Если бы даже удалось развязать веревки, то и тогда не убежишь: ни решетки на окнах, ни дубовую дверь лбом не прошибешь. А в комнате, кроме рояля и нескольких венских стульев, ничего не оказалось. И все же Гриша решил действовать до последней возможности. Сперва перегрыз веревку.

Руки свободны! Ноги свободны!

Но как выбраться из дома? Из соседней комнаты доносился веселый разговор, смех: сын хозяина, гитлер-югенд, хвалился перед матерью успехами в муштре.

Вдруг в голове Гриши точно молния сверкнула. Он подбежал к роялю, на пюпитре стояли ноты вальса «Дунайские волны».

— Умирать, так с музыкой!

Раскрыв рояль, Гриша сел на стул, взял аккорд и сам удивился, когда пальцы привычно и жадно побежали по клавишам.

Высокая, светлая комната наполнилась звуками.

Дверь распахнулась. За спиной юноши раздалась грязная немецкая брань. К нему бежали хозяйка и сын. В руках гитлеровца чернел пистолет.

Схватив стул, Гриша двумя прыжками забежал за спину немки. Теперь гитлер-югенд не мог стрелять. Из-за живого прикрытия Гриша изловчился и ударил стулом по руке, державшей пистолет. Раздался выстрел. Пистолет полетел под рояль. Свалив с ног гитлер-югенда, Гриша схватил пистолет и через сад умчался в лес.

Вспомнив об этом случае, Гриша решил, что и на этот раз выход должен быть найден. Только надо думать и верить.

Повеяло прохладой ночи. Бача накинул на плечи старый дождевик.

Гриша и Ёжо, полулежа на траве, ели пшенную кашу из большой деревянной миски.

Старик положил ложку и для себя. Но к еде не притронулся. Достав из-за голенища полуметровую черную трубку, он не спеша раскурил ее и, окутанный сизым дымом, глубоко задумался.

— Обидно это, очень обидно… — словно продолжая давно начатую беседу, промолвил бача и вздохнул так тяжело, будто в душе его были собраны все человеческие скорби и страдания. — Сколько тюрем прошел человек, сколько потрудился, а светлого дня не дождался!

Гриша понял, что бача говорит о Яне Коваче.

Трубка дымилась. Струйка дыма, обволакивая руку и лицо его, уходила вверх вместе с тяжелыми думами. Мудрые темно-серые глаза бачи смотрели из-под колючих за рослей бровей куда-то далеко-далеко. Казалось, взор этот обнимает землю и видит все, что делается на ней.

— Тише, хлопцы! — Старик поднял руку. — Кто-то идет на гору. Не бойтесь — один, и небольшой ростом.

— Это он по шагам узнает, — шепнул Ёжо, зачарованно глядя на бачу.

Залаял пес.

— Спрячьтесь за салашом, — сказал бача и, когда гости скрылись, подбросил хворосту в костер.

Гриша и Ёжо присели между двумя березами, росшими за шалашом. Ярко вспыхнувший костер осветил склоны горы, и стало отчетливо видно мелькающее вдали белое платье.

— Опять Божка! — прошептал Ёжо и пояснил: — Сестра моя.

— За тобой?

— Откуда ей знать, что я тут!

— Что-то случилось в деревне?..

— Не в деревне, — возразил Ёжо, — она в Старых Горах живет. Это местечко, от нас три километра. Тут через речку рукой подать. Только очень крутые склоны. Да она у нас как коза…

— Хлопцы, тихо! — предупредил бача и подозвал пса.

Божена вприпрыжку подлетела к огню и заглянула в шалаш.

— Вы одни?

— Один.

— Никого-никого?.. — Божена нетерпеливо переступала с ноги на ногу. — Дедушка Франтишек! Уже все знают, что парашютисты пошли сюда, к вам. Вся полиция на ногах. Скоро будут здесь. Я их обогнала. Они через село, а я…

— Да погоди ты! Строчишь, как швейная машина. Расскажи все толком.

— Ну вот… Я слышала, как пан комендант из дому приказывал по телефону собрать всех полицаев. Вооружиться и… — Божена начала говорить медленно, а потом все быстрее и быстрее: — Я слышала… Мыла посуду на кухне и слышала, как пани уговаривала пана вызвать подкрепление из Банска Быстрицы, потому что нельзя же с двадцатью гардистами выступать против сорока парашютистов. А он ей: «Ты дура! Не понимаешь, что на этом можно построить карьеру. Я выступлю, а дежурный даст телеграмму. Пока пришлют помощь, мы окружим Крижну и завяжем бой с парашютистами. А потом уж пусть нам помогают: все равно вся слава достанется мне». Потом пан комендант…

— Погоди, Божена! Ясно, — остановил бача. — Когда ты это слышала?

— Час назад. Я до Крижны летела на мотоцикле, а тут напрямик, по скалам…

— Ну и девка! — Старик покачал головой и спокойно налил чашку жинчицы. — Выпей жинчички за то, что быстро примчалась. Только старалась ты зря: никаких парашютистов тут не было.

— Как же так? А кто убил трех гардистов? С ними даже наш Ёжо ушел. — И уже сердито Божена добавила: — Ему всегда везет, потому что бездельничает за моей спиной.

— Ничего я об этом не знаю. А вот за тебя боюсь: спросит хозяин, куда на мотоцикле ездила.

— Не спросит. Я часто катаюсь по вечерам. Да и мотоцикл не его, а хозяйки.

— Беги, Божка, беги! На вот тебе ощепок. [28] Ощепок — фигурка из копченой брынзы. Как копченая колбаса, ощепок может лежать несколько лет, сохраняя не только свои замечательный вкус, но и пряный запах сладковатого букового дыма. — Старик вынес из шалаша маленького, словно отлитого из янтаря игрушечного зайца.

Поблагодарив, Божена умчалась.

— Отправляйтесь в надежное место… — сказал бача своим гостям и пригасил костер. — Ёжо, помнишь старую ель возле водопада, я тебе показывал весной?