Григорий Гребнев - Пропавшее сокровище. Мир иной

Покашливал Богемский. Затем он вкрадчиво спросил:

— Прошу прощения, профессор… Вы так увлекательно описываете посещение этого монастыря молодым Грозным, что я невольно заслушался, но… э-э…

— Что «но»? — спросил Стрелецкий.

— Вы столь уверенно говорите о каком-то кладе, захороненном здесь, в монастыре, Грозным… Есть ли у вас доказательства, подтверждающие правдоподобие этой версии?

— Да, — нетерпеливо ответил Стрелецкий. Он был раздосадован, что этот прилизанный музейный чиновник прервал его рассказ. — У меня есть неопровержимые доказательства, подтверждающие правдивость этой версии…

— Вы имеете в виду стихи, которые вы здесь цитировали? — с нескрываемой насмешкой спросил Джейк Бельский.

— Нет! Не только эти стихи… В архиве монастыря я нашел указания о кладе Грозного и о тайнике, где был захоронен этот клад.

— О! Это великое открытие, профессор! — с деланным энтузиазмом воскликнул Джейк. — Вы непременно должны сообщить об этом моему управлению… Я помогу вам…

— Против помощи я не возражаю, — усмехнулся Стрелецкий, — но доклад о своих изысканиях я сделаю в академии и доложу своему научному обществу…

— Да, да! Конечно… Простите, что я вас прервал. Продолжайте. Вы так увлекательно рассказываете!

Но вдохновение уже покинуло старого профессора. Он поежился:

— Становится прохладно…

— Да, Игнатий Яковлевич! — воскликнула Тася. — Вам пора вернуться в гостиницу. Разрешите, мы с Ваней вас проводим…

Втроем они направились к выходу из монастыря, и по дороге профессор еще долго рассказывал своим молодым друзьям о приезде в этот монастырь Грозного в 1557 году.

В этот вечер слишком много впечатлений обрушилось на Тасю. Она не могла лечь спать и, проводив Стрелецкого, пригласила Волошина погулять по аллеям березовой рощи, именуемой в Сиверске «Парком культуры и отдыха».

В этом парке не играл духовой оркестр, его заменяло радио. Сейчас оно услаждало слух влюбленных парочек частушками о высоком надое молока и о пользе квадратно-гнездового способа посадки картофеля. Но Тася ничего не слышала. Крепко сжимая руку Волошина, она говорила:

— …и вдруг мне показалось, что это уже не я, Анастасия Березкина, студентка московского института, а другая Анастасия, та, что приехала на барке из далекой Москвы в этот монастырь… Вы меня понимаете, Ваня?…

Волошину страшно захотелось сказать: «Понимаю, Настенька… Вы почувствовали себя уже не комсомолкой, а царицей…» Но вдруг он увидел совсем близко серые глаза девушки. Даже в темноте он разглядел в них неподдельное горе и промолчал.

— Я еще… ведь я ничего не видела в жизни… — тихо продолжала Тася. — Но вдруг я почувствовала, что у меня умер ребенок… Такого отчаяния я никогда не испытывала…

— Вы очень впечатлительны, Настенька, — рассудительно сказал Волошин. — Так нельзя…

Тася не слышала его. Она молча смотрела на сумрачные громады монастырских стен, смутно видневшиеся за деревьями.

— Сходим туда, Ваня… — попросила она вдруг.

Он удивился:

— Куда, Настенька?

— В церковь. В ту, где гробик… Вы боитесь?

— Да нет… Но там нечего делать сейчас, — нерешительно ответил он.

— Ну, тогда оставайтесь, а я одна пойду. — Тася высвободила руку.

Но Волошин удержал ее:

— Подождите… Но ведь ворота в монастыре уже заперты.

— А мы пойдем в обход, со стороны озера.

— Вы хотите сказать — вплавь?

— Нет, вброд… Там возле башни мелко.

Он покачал головой:

— Вы, Тасенька, просто девчонка и притом очень взбалмошная.

— Я не знаю… Может быть… Ну, идемте же!.. — И она нетерпеливо потащила его к выходу.

— А вы не боитесь встретиться там с чем-нибудь страшным? — насмешливо спросил он.

— С чем?… — с тревогой и затаенной надеждой спросила Тася.

— С привидением, например…

— Нет, это не страшно. Я сама сейчас привидение.

Они добрались до Кузнецкой башни, от которой крепостная стена поворачивала к югу. Здесь плескалась вода озера. Тася хотела снять туфли, но Волошин остановил ее:

— Не надо… Я перенесу вас…

Она молча позволила взять себя на руки и обняла его рукой за шею…

Руки были сильные, но держали они ее так бережно, как маленького ребенка… Где-то в темноте слышалось журчание воды, потревоженной его шагами…

Наконец он ступил на береговую полоску земли и остановился. Он спросил, помедлив:

— Ну?… Пойдем ножками?… Или останемся у дяди на ручках?…

— Ножками, — сказала она. — И я очень прошу вас, Ваня… не расхолаживайте меня. И не смейтесь над моими чудачествами. Слышите?…

— Клянусь, Настенька!..

— Такая я есть и такой останусь на всю жизнь. А если я вам… Если вам не нравится, вы можете со мной не дружить.

— Да что вы, Настенька! Ну конечно же, вы мне нравитесь!.. Даже больше, чем полагается…

Она поспешно отстранилась:

— Не надо!.. Идемте скорее.

— Может быть, все-таки на ручках? — робко спросил он.

Она взяла его под руку и повела вперед к темному, загадочному, как древний курган, холму. Вскоре они подошли к церквушке на холме и остановились перед нею в молчании.

— Обойдем вокруг… — тихо сказала Тася.

— Обойдем…

— Мне здесь ночью нравится больше, чем днем. А вам?…

— Здесь хорошо, Настенька…

Неожиданно где-то совсем рядом они услыхали шаги и оглянулись…

— Здесь кто-то ходит, — шепотом произнесла Тася.

— Тихо!..

Волошин прислушался. Шаги послышались вновь.

— Кто-то ходит в церкви, Настенька.

— Уйдемте… Мне страшно!.. — прошептала испуганная девушка.

Он обнял ее, успокаивая:

— Не бойтесь. Я с вами… Но кто бы это мог быть?… Шаги слышатся там, в церкви… Вот что. Отойдите. Настенька, вон к тем двум березкам — у вас светлое платье, и возле них вас будет не видно. А я пойду посмотрю…

Но едва Тася отошла в сторону, а Волошин сделал два шага, как скрипнула массивная дубовая дверь, окованная железом, и из церкви медленно выползла неуклюжая серая фигура…

Волошин сразу присел в высокой траве. Он не мог разглядеть странного ночного посетителя древней церквушки, но подойти или окликнуть не решался.

Человек в сером загромыхал тяжелым замком на дверях и неторопливо направился в ту сторону, где, распластавшись в траве, залег Волошин. Волошин услыхал тяжелое дыхание и металлическое позвякивание. Ключи! Теперь он узнал незнакомца. Это был старый монастырский сторож дед Антон. Волошин не раз видел этого высокого сутулого старика, облаченного в длинную холщовую рубаху, лохматого, хмурого, немногословного, лицом своим напомнившего Волошину толстовского отца Сергия… В том, что монастырский сторож бродит по ночам по монастырю и заходит даже в церкви, ничего удивительного не было. Не дойдя до затаившего дыхание Волошина, старик вдруг повернул и направился в обход церкви. «Куда это он? — подумал Волошин. — Что ему понадобилось там, на задворках?» Он подождал немного, затем быстро встал и подбежал к Тасе.