Виктор Егоров - Приключения 1969

А кормят их как!

Вчера в пятой роте точно видели — разведчикам в термосе приносили горячие котлеты. Настоящие котлеты! Во живут люди!

О, всеми во всех столовых обруганные котлеты! Здесь, на фронте, вы казались почти пределом невероятной роскоши. Люди, которым позволено есть котлеты, — это особые люди.

Армейские повара, насобачившиеся варить в походных кухнях щи да кашу, вы и представить себе не можете, как хочется людям того, что вы и делать-то не умеете.

Откуда знать в окопах пятой роты, что по приказу майора Чекмазова люди из второго отдела штадива в каждом пополнении полгода искали и нашли, наконец, повара, работавшего прежде в ресторане? Откуда знать им и другой приказ майора Чекмазова — кормить разведчиков без ограничений: разведчику нужна сила…

Стараясь угадать, за чем тут наблюдают сегодня, тысячи солдатских глаз, десятки биноклей щупают, перетряхивают немецкие окопы. Каждый хотел быть полезным разведчикам, сделать для них что-нибудь, ну хотя бы понаблюдать за них, но разведчик все должен увидеть сам, только сам, никто не сможет помочь тому, кто не увидел своего пути собственными глазами.

И вот наступают сумерки. Кто там завидовал тому, что разведчик ест котлеты? Смотри. Вот поднимаются над бруствером парни в пятнистых маскхалатах. Когда еще тебе придется встать в полный рост в поле, открытом любой пуле, любому осколку… Ты сидишь в земле, словно в броне, а они уходят, уходят один за другим во тьму, в ночь и возвращаются не все и не всегда.

Первыми ушли Коля-Вася — никогда не разлучавшиеся саперы, которых поэтому звали странным двойным именем. И оба они на него отзывались.

Ушла и группа прикрытия с двумя ручными пулеметами.

Майор Чекмазов протянул руку командиру разведки лейтенанту Карпову.

— Пора.

Размытые белесые шары каждые десять минут вспыхивают над невидимой теперь линией немецких окопов. Косые черные нити частою сетью расползаются в них, как трещины на стекле. Дождь, непрерывный дождь льет и на наши и на немецкие окопы. Хороша, говорят, погода для разведки. Хороша, это конечно. Может быть, и не сразу, вылезая из-под земли под пули, заметишь, как обступает тебя высокая, по пояс, никем не кошенная трава, как липнет к телу промокшая одежда. Но проходит пять-десять минут, и к опасности привыкаешь, а к отвратительным, скользким прикосновениям пропитанного водою, липкого белья — нет. И до тех пор, пока новая опасность не встанет перед тобою во весь свой грозный рост, разведчик чувствует только противную липкость намокшей одежды.

Невидимый в темноте командир группы, раздвигая мокрую траву, идет по следам саперов. Старшина Величко замыкает колонну. Тридцать лет ему уже от роду. Он и ротного старше и начальника разведки, те еще не вышли из комсомольского возраста.

Пригнувшись чуть ли не к самой траве, идет Величко, ничего не видя, кроме темного, чернее неба, аспидного сгустка впереди себя — спины последнего в группе разведчика. Черный ком этой спины держится точно между двух ярких звезд, которые виднелись всегда слева от огневой точки, что была так долго под наблюдением и куда они сейчас идут. Но проходит несколько минут, и ком начинает медленно смещаться вправо. Это понятно. Никто никогда не ходит по прямой. Зигзаг — тропа разведчика. И значит, командир группы где-то там свернул вправо, за ним след в след прошли все разведчики, а теперь пора и ему.

Зигзаг за зигзагом приближал группу к окопам противника, а увидеть протоптанную дорожку даже и при дневном свете было бы невозможно: ясно просматриваются только прямые линии. То слева, то справа над головою старшины проносились пули. Иногда под напряженной ногой тупо вздрагивал дерн — где-то неподалеку пуля врезалась в землю. Каждая могла убить любого в их группе. Но это еще не было опасностью. Смерть пока разила вслепую.

Внезапно матово засветился недалекий горизонт. Ракета. И застывший, прижавшийся к земле старшина увидел всю свою группу. Цепочка неподвижных голов вылезала из высокой травы. Он и в темноте узнавал своих бойцов. Все всматривались туда, где сейчас трое фашистов засели у пулемета. Туда, где рядом с ними, чуть правее огневой позиции, блиндаж, а в нем шестнадцать солдат. Шестнадцать, не меньше — это установлено трехдневным наблюдением. Одного из них они сегодня ночью должны доставить в штаб дивизии. А если повезет, то и двух.

Ракета погасла. Зигзаг, еще зигзаг. Скорее, пока не взлетела следующая, до нее десять минут времени!

Никто не отстал, никого не ранило в пути, и вот уже по времени должно быть место сосредоточения. В кромешной тьме Величко спускается в низину, по дну которой течет ручей. Вся группа уже здесь. Должна быть здесь. Но есть ли она — не видать. Никого. Ничего. Черная, беспроглядная мгла да шелест дождя.

Не могли же немцы без единого выстрела, без крика или шороха захватить его товарищей! Хотя отчего же? За спиной у Величко больше сотни разведывательных операций. Бывало и так, что один он, отстреливаясь, уходил от перехитрившей группу засады. Все бывало за два года войны. Осторожность, трижды осторожность — к этому приучила его разведка.

— Хитер ты, старшина, — говорили ему. Конечно, хитер. Будешь хитер, коль хочешь дело сделать. Таких ухарей, как Колька Карпов, обычно убивают в третьем-четвертом поиске. Да хорошо, если одного.

И Величко залег у ручья, притаясь, всматривается и вслушивается в темноту. Мелькнувшие следом за пулеметного очередью желтоватые круги света на долю секунды вырвали из мглы людей, затаившихся в низине. Разведчики одолели половину дороги и собирались с силами перед второй.

Величко сразу узнал коренастую фигурку Карпова, как ни искажал ее мешком свисавший маскхалат. Лейтенант обходил разведчиков, наклонялся к каждому и, о чем-то пошептавшись, шел дальше. Вот и перед Величко блеснули его расширенные глаза. Только одни глаза и светятся из тьмы. Звезды в них, что ли, отражаются?

— Цел, Саша?

— Ты бы пригнулся, — не стал отвечать на никчемный вопрос старшина, — не по Большой Семеновской гуляешь.

Карпов сел. Прямо в мокрую траву. И не шелохнулось ничего, словно тень скользнула на землю. Горячая рука нашарила руку Величко, сжала.

— Как думаешь, если я с саперами махну бегом до проволоки? Пока вы доползете, проходы готовы будут.

Вот, начинается. Бегом, быстрей… Сколько их, таких быстрых, хоронил Величко…

— А я, когда вы с разбегу на пулеметы напоретесь, людей из огня выводи, к матери твоей заходи, рассказывай про твою героическую гибель. Майору объясняй, как сдуру операцию загубили…

Смеется Карпов. Все-таки шесть лет разницы, мальчишка еще, только-только двадцать пять минуло. Сам-то себе Величко в свои тридцать с небольшим стариком сейчас кажется.