Игорь Подколзин - Искатель. 1984. Выпуск №3

— Хорошо, чужеземец. Богиня удовлетворяет твою просьбу. Пусть «Та, что прячет свое лицо» первой совершит обряд — Не переменив позы, женщина приподняла покрывало, поднесла к губам плод таны, надкусила его, и темная, похожая на кровь струйка сока потекла по одежде. Торопливо опустив покрывало, она шагнула к статуе и вложила в ее протянутые ладони остатки плода. Капли темного сока упали в источник и окрасили воду в алый цвет.

— Твоя очередь, чужеземец! — произнес голос под куполом.

Ротанов поднес плод ко рту. В эту секунду сдавленный, сбивчивый шепот коснулся его слуха:

— Не делай этого, я тебя прошу, умоляю! Ты погубишь себя, а мне все равно не поможешь. Брось плод в источник!

Плод был терпким, горьковатым. У Ротанова пересохло во рту, и он проглотил душистый, густой сок, затем шагнул к статуе и вложил ей в ладони остаток плода. В последний раз ударил гонг, и сразу же померкли светильники.

Ротанов заметил, как в почтительном поклоне склонились перед ним служители храма, и понял: обряд закончен.

Их пригласили к боковому проходу, и Ротанов, не отпуская руки женщины, чтобы не потерять ее в этом полумраке, пошел за служителем. Они поднялись по узкой каменной лестнице, в какие-то верхние этажи. Лестница закончилась узкой дверью, почти щелью. Ротанов с трудом протиснулся сквозь нее, следом за «Той, что прячет свое лицо». Служители храма остались снаружи, и едва Ротанов переступил порог, как глыбы за его спиной дрогнули и сошлись вплотную, намертво закрывая выход. Они очутились в небольшом цилиндрическом помещении метров семи в поперечнике с совершенно гладкими, уходящими вверх стенами. Пол, устланный пушистыми шкурами, был заставлен блюдами с местными яствами. Стояли кувшины с соком и брагой. Тут и там тускло светились оранжевые плоды, освещая странную, почти нереальную картину окружающего. Окон не было, лишь узкие, в ладонь шириной, щели связывали с внешним миром их новое жилище. Или темницу? Ротанов заметил, что рука его спутницы слегка дрожит.

— Интересно, как долго мы здесь пробудем? — спросил он, осмотревшись.

— Совсем недолго, только до полночной зари.

Ее рука снова дрогнула, и он не стал спрашивать, что случится потом По местному времени до этой самой полночной зари оставалось не больше двух часов. Он осторожно отпустил ее руку, шагнул к щели, заменявшей окно, приподнялся на цыпочки и выглянул наружу Перед ним внизу раскинулся весь остров, и, если бы не полумрак, он бы, наверное, смог отсюда рассмотреть побережье.

— Зачем ты не послушался меня? Я же просила не шутить с будущим, которого ты не знаешь.

— Я предоставил право выбора тебе первой. Ты ведь тоже могла отказаться.

Она отрицательно покачала головой:

— Для меня выбор был определен судьбой.

— И все же ты могла отказаться. Ну скажи, могла?

Он заметил, как дрогнули ее плечи.

— Тогда здесь вместо меня оказалась бы другая женщина. Ты не должен был этого делать, Ротанов.

Голос ее был глухим, плечи вздрагивали, и Ротанов подумал, что он не напрасно рисковал. Стоило проделать все это хотя бы для того, чтобы узнать, чего она так боится.

— Поздно говорить об этом. Выбор уже сделан.

Медленно и осторожно Ротанов обошел по кругу все их небольшое помещение. Он старался не упустить ни малейшей детали. «Невеселое место. Похоже на крепость. Только осаждающим сюда не добраться». Он вновь подошел к щели, заменявшей окно, и вновь поразился толщине стен. Не меньше двух метров.

— Отсюда не выйти, но и сюда не так-то просто войти. Как именно они собираются тебя похищать?

— Давай не будем говорить об этом. И не будем думать. Ты все равно ничего не сможешь сделать. Отсюда никто никогда не возвращался. Не вернемся и мы.

Впервые он по-настоящему почувствовал ее уверенность в безвыходности положения.

— Скажи, а на твоей родине, когда мужчина выбирает женщину, у вас тоже бывает какой-то обряд, скрепляющий этот выбор?

— У нас выбор всегда взаимен. А обряд… Что ж, пожалуй, это можно назвать обрядом. Мы рисуем наши имена в большой красивой книге.

— И ты уже рисовал там свое имя?

— Нет. Не приходилось.

— Значит, я первая твоя женщина?

Ротанов почувствовал, что настала пора объясниться, расставить все по своим местам.

— Я ведь не успел узнать тебя как следует, я даже не видел твоего лица. У нас выбор не бывает таким скоропалительным. В моей стране мужчина и женщина сначала знакомятся, долгое время дружат друг с другом, иногда эта дружба переходит во что-то большее и, лишь убедившись в этом… — Он замолчал, чувствуя, что постепенно вязнет в болоте бессмысленных слов и что сказанного уже не вернешь назад. Она долго молчала. И вдруг заговорила как будто совсем о другом:

— Хочешь знать, почему существует обычай, запрещающий открывать мне лицо? Он молча кивнул.

— В обычаях бореев много рационального Этот существует для того, чтобы мужчина, после того как он останется один, не мог вспомнить лица той, которая его выбрала. Чтобы для него вся эта история не стала слишком значительной, чтобы некого было вспоминать. Чтобы навсегда, на всю жизнь, во всех твоих последующих встречах, «которые могут перейти во что-то большее», ты вспоминал меня лишь как ту, которая — не имела лица, не имела права даже на твою память.

Ротанов почувствовал мучительный стыд и не нашел слов, чтобы возразить ей. И тогда она медленным спокойным движением сняла с головы серебряный обруч вместе с темной вуалью, закрывавшей лицо.

В первую секунду она показалась ему некрасивой. Русые волосы водопадом рассыпались по плечам, открыв высокий лоб и огромные синие глаза. Нет, она не показалась ему красивой, но он не мог отвести взгляда от ее лица. А она все смотрела на него сурово и строго, словно ни секунды не сомневалась ни в себе, ни в том, какое впечатление произведет на него, словно знала заранее, что наказание за его чрезмерную и неуместную гордость будет действенным и суровым.

Снова зарыдал гонг. Его звук, густой и вибрирующий, поплыл вниз, в долину. На секунду Ротанову показалось, что эхо, рожденное горами, упало откуда-то сверху. Словно вздохнуло само небо.

— Надо попробовать вырваться отсюда. Покорность не лучший способ справиться с судьбой.

Она отрицательно покачала головой.

— Отсюда не возвращаются, хотя ты мог бы отказаться. Еще не поздно, хочешь, я вызову жреца?

— Вызывай! Пусть они только откроют дверь. Мы уйдем отсюда вместе.

Она вновь покачала головой.

— Стражи на лестнице? Они нас не удержат.

— Я знаю. Но тогда сюда приведут другую женщину. А жребий пал на меня. По твоим правилам можно так поступать?

— Ну хорошо, мы останемся здесь и посмотрим, чем оно кончится, это их похищение!