Виктор Пшеничников - Искатель. 1986. Выпуск №2

Под напластованием телепатической «шелухи» погребли рациональное зерно. Правда, «погребли» — слишком сильно сказано. Просто не обнаружили своевременно, а могли бы еще лет пятьсот назад…

Кажется, я увлекся. Но ведь речь о моей профессии. Нет, я не телепат, не парапсихолог и не экстрасенс, а обыкновенный специалист по биоволновой связи — исключительно надежной и помехоустойчивой. Я бы сказал даже «заурядный специалист». Но, увы, нас слишком мало: природа не больно-то щедра к людям. И при всех достоинствах биоволновая связь до сих пор не получила распространения. Ею пользуются лишь в самых ответственных случаях.

Конечно, со временем ученые промоделируют нашу уникальную способность, сумеют размножить ее, а возможно, и воспроизвести в роботах, как это произошло с другими интеллектуальными способностями. Но пока биоволновая связь остается редким искусством…

С недоумением смотрели вивинавты в иллюминаторы. Небо, как и в околоземном пространстве — ближнем космосе, — холодное, черное, с немерцающими яркими звездами. Однако россыпь звезд неузнаваема. Как будто кто-то сгреб их в кучу, перемешал и вновь высыпал, нарушив прежний порядок. И возникли созвездия, каких нет ни в северном, ни в южном небе Земли.

Если бы не звезды, никто не поверил бы, что переход позади. Они готовились к нему как к подвигу, мысленно простились со всем, чем дорожили. И вот «Каравелла» вместе с экипажем перешла из вещественного состояния в гравимо — форму материи, еще недавно неизвестную человечеству, а затем, совершив скачок через пять галактических доменов, возвратилась в вещество. Но все это осталось незамеченным. Как в древней сказке о спящей красавице, вивинавты выпали из времени — на сколько? — и, снова оказавшись в его русле, не смогли осознать случившегося.

С тех пор прошли дни и месяцы, а они все еще находились в положении путников, тщетно стучащих в наглухо закрытые двери.

— Что будем делать дальше, друзья? — спросил главный навигатор «Каравеллы» Нильс Олафсон. — Мы ведь ровным счетом ничего не узнали о Верге.

— Феноменальная планета, — посетовал галакт Бруно Стефаник. — Отгородилась от всех и вся. Ионизированный слой точно броня.

— И пробить ее не смог даже гамма-локатор, — заметил астрометролог Тони Хоралес.

— Древние хирурги говорили: «Ворвемся — разберемся», — пробурчал корабельный авиценна Бен Скиф.

— А что, если в самом деле? — загорелся Ким Волин.

— Ты представляешь, какой это риск? — неодобрительно откликнулся старший биоволновик Андреас Миль.

— Значит, возвратимся ни с чем? — нахмурился Олафсон.

— Как это ни с чем? — возразил Стефаник. — А карта звездного неба, орбитальные параметры? Не так мало, чтобы посрамить Винницкого!

— Посрамить… Разве затем мы транспонировались?

— И все же, — настаивал Ким, — нельзя упустить шанс! Подумайте: аппаратура гравилета бессильна, управлять зондом с борта «Каравеллы» мы тоже не в состоянии, о программе для автомата и говорить не приходится — нет исходных данных. Какой отсюда вывод?

— Не торопись с выводами! — покачал головой Олафсон. — Догадываюсь, куда ты метишь. Но это крайняя мера, обсуждать ее преждевременно. Мы ведь не все испробовали.

— Сэнтиллект! — подсказал Хоралес.

— Вот именно.

— А если он не выдержит? — не отступал Ким. — Мы не Знаем, какие поля на Верге.

— Рискнем! — подвел черту Олафсон. — Лучше сэнтиллект, чем…

Зонд, пилотируемый сэнтиллектом — самопрограммируемым высокоинтеллектуальным роботом, — не вернулся…

Когда ожидание стало бессмысленным, Олафсон вновь собрал экипаж на совет.

— Предлагаю возвратиться. С нас хватит, — махнул рукой Стефаник. — Пусть Винницкий…

— Поддерживаю, — встал Андреас Миль. — Сделали все, что могли, никто не осудит. Итак, «теория Ви-Ви» ошибочна. Результат отрицательный. Но в науке…

— О чем вы, Андреас? — повысил голос Олафсон. — Если теория Викки — Винницкого действительно ошибочна, с нами покончено! Ни о каком возвращении тогда нельзя и мечтать. «Каравелла» затеряется в хаосе Вселенной, словно капля в океане!

— Мы знали, на что шли… — потерянно пробормотал Миль.

— Эх вы, горе-исследователи! — едко усмехнулся Бен Скиф. — Раз, два — и в кусты…

— Вам легко рассуждать, Бен! — вспыхнул Стефаник. — Небось вы-то не полетите туда… На Вергу… в неизвестность… в эту чертову бездну!

— Положим, от вас там тоже не будет проку…

— На самом деле, — подхватил Ким. — Лететь надо мне, и только мне. Это как раз тот случай, когда искусственный интеллект не может соперничать с человеческим. Верга экранирует электромагнитные излучения. И наверняка там огромный фон помех. Магнитные бури, каких на Земле не видывали. Значит, остается одно: биоволновая связь. Я полечу на Вергу и буду передавать…

— Мальчишка! — взревел Миль. — Он, видите ли, полетит! Решил за всех… Если уж лететь, то мне! Я опытнее. Напряженность моего биополя выше. Я старше, наконец.

— Да, вы опытнее, — срывающимся голосом проговорил Ким. — Как волновик, я не стою вас. Именно поэтому должен лететь. Ваши рецепторы на порядок чувствительнее моих. Что проку, если полетите вы, а я не смогу принять сигналы?

— Он прав, — подытожил Нильс Олафсон. — Принимаю решение…

Я не считаю себя смелым. Мне часто приходилось испытывать страх. Отвратительное ощущение! Чувствуешь себя ничтожным, жалким. Воля парализована, хочется сжаться в комок, стать неприметной амебой, отдаться течению, авось пронесет…

Вероятно, кто-то из моих пращуров был отчаянным трусом, и эта постыдная черта передалась мне через множество поколений. То, что я научился преодолевать страх, — не моя заслуга. К счастью для меня, ученым удалось вывести его формулу. Страх разложили на компоненты, аппроксимировали многочленом Лэннока и подобрали компенсирующую функцию. Какой-то шутник назвал ее «антихристом».

Математика — универсальный ключ. Воспользоваться им, как говорили древние, — дело техники… «Вакцина антистраха»? Ничего подобного! Анализ и синтез на молекулярном уровне, юстировка гормонального аппарата.

Трус становится героем? И снова нет — обыкновенным человеком, способным сопротивляться страху, не попадать к нему в зависимость.

Я не имел права быть трусом: биоволновая связь незаменима в дальнем космосе, а там трусу нечего делать. Несколько лет меня держали «в запасе» — на каботажных рейсах по Солнечной системе. Это была хорошая школа. Я обрел уверенность, научился владеть собой в обстоятельствах, которые принято называть экстремальными, взял за правило быть там, где трудно. И конечно же, узнав о готовящейся экспедиции, тотчас подал на конкурс. В числе претендентов оказался еще один в о л новик — легендарный Андреас Миль; пример этого прославленного астронавта помог мне в выборе жизненного пути. И вот теперь…