Василий Веденеев - Искатель. 1986. Выпуск №3

За Евгением Степановичем сидел вспотевший и вконец вымотанный хлопотами Владимир Лукьянович Кулеба, еще один заместитель директора — по хозяйственной части. Все в институте знали, что академик его не любил, но терпел как умелого хозяйственника и снабженца.

Когда я смотрел на Александра Игоревича или Евгения Степановича, то невольно вспоминал, что оба они с юности учились и работали вместе с Виктором Сергеевичем. Кто из них заменит покойного на посту директора? Или пришлют нового?..

В этот день я провожал Таню домой. В троллейбусе, как обычно, было тесно. Нас прижали, мы смотрели друг другу в глаза. Впервые за все время нашего знакомства не надо было прятаться за словами. Я не чувствовал никакой робости, а ведь раньше мне ни за что не удавалось ее преодолеть. С Верой я с самого начала вел себя свободно, раскованно, а как только оставался наедине с Таней, появлялась необъяснимая робость.

Подал руку, помогая ей сойти с троллейбуса. Она оперлась на нее тяжело, шепнула:

— Извини, устала.

Она сказала «извини», а не «извините». Мокрый снег летел а лицо, и я злился на мокрый снег, потому что он сейчас был некстати.

На знакомом перекрестке Таня остановилась.

— Провожу тебя до дома.

— Нет. До дома — до подъезда — до квартиры — через порог, — скороговоркой произнесла она. — Сам виноват, рассказывал о прежних знакомых, спаивавших тебя семейным чаем с вареньем. А у меня этого не будет.

— Обязуюсь чаю в рот не брать. В твоем доме, — поспешно уточнил я.

— Нет, иди. Когда-нибудь в другой раз

И, привстав на цыпочки, ткнулась холодным носом и губами в мою щеку.

Следователь Шутько не заставил себя долго ждать. Он появился в лаборатории как-то незаметно, несмотря на немалый свой рост, поговорил с профессором, с Таней, потом подошел ко мне:

— Совсем ненадолго оторву вас от дела, Борис Петрович. Вы упомянули в прошлый раз, что в тот день, когда погиб шимпанзе, слышали в виварии шаги…

— Я употребил тогда слово «почудились». А на самом деле никого в виварии не оказалось. Кроме животных, разумеется.

— Почудились? Только шаги?

— Нет. Показалось, будто включили транспортер, открывали дверь клетки. Но в институте постоянно работают механизмы: кондиционеры, насосы…

— Все же те звуки чем-то отличались от обычных? Иначе вы бы их не выделили.

— Допустим. Но это могли быть какие-то перебои в работе тех же кондиционеров. Напоминаю, когда я заглянул в виварий, там никого из людей не было.

— Никто не мог спрятаться? Где-нибудь за клеткой?

— Исключено. Коридоры и вообще вся площадь вивария хорошо просматриваются.

— Да, я убедился в этом, — подтвердил следователь и, словно извиняясь, добавил: — Но как бы то ни было, шимпанзе был отравлен. А затем там же убили человека.

— Убили?!

— Абсолютно точно. На груди трупа обнаружены кровоподтеки. Его толкнули в грудь, и он, падая, ударился головой о прутья клетки…

Я пересказал Тане наш разговор. Она восприняла его, как я и ожидал.

— Все-таки убийство. Предчувствие не обмануло, — опустила голову, ссутулив плечи.

Я снизу заглянул ей в глаза. В них были растерянность и страх.

— Ты кого-то подозреваешь?

Она отрицательно покачала головой.

— Вот если бы обезьяны могли говорить… Знаешь, я замечала, что они тоже чего-то боятся…

Я уже понял, что она хочет сказать.

— Послушай, Таня, — зашептал я. — Попробую поговорить на языке жестов с Опалом Вдруг что-то прорежется?

У меня оставалась слабая надежда на то, что полиген «Л» все-таки сработает хотя бы в пределах «обезьяньей азбуки». Ведь ученым удавалось обучать и обычных шимпанзе многим жестам, входящим в язык глухонемых. И я добился некоторых успехов в обучении Опала. Непосредственно перед кормежкой я брал руку шимпа и похлопывал его по животу. Через пять-шесть повторений он усвоил этот жест, означающий «хочу есть», и воспроизводил его. Опал усвоил еще жест «давай играть», научился приветствовать меня поднятием руки. Но дальше обучение пошло туго. Я переживал это, как сокрушительную неудачу с полигеном. Только поддержка Виктора Сергеевича спасала меня от полного разочарования.

А затем у коров и овец полиген «Л» стал давать обнадеживающие результаты, и у меня возникла надежда на то, что после некоторого времени он сработает и у шимпанзе. И вот сейчас отчаянная надежда проклюнулась снова. Ведь если бы чудо произошло, то, усвоив язык жестов, Опал мог бы рассказать, что случилось в виварии…

Новым директором неожиданно назначили не Александра Игоревича, как многие предполагали, а Евгения Степановича. Произошло это тихо, буднично. Сообщила мне новость Таня. При этом у нее так вытянулось лицо, что я поспешил опросить:

— Ты огорчена?

— Нет, конечно. С чего бы мне огорчаться? Евгений Степанович — ученик Виктора Сергеевича, член-корреспондент, руководит фундаментальными исследованиями. Все правильно.

Но ее «конечно» сказало мне больше, чем остальные слова.

Вскоре меня вызвали к новому директору. Евгений Степанович был не один. Направо от него восседал замдиректора по админхозчасти Владимир Лукьянович Кулеба, и в этом я увидел плохой знак для себя.

Евгений Степанович попросил меня рассказать, на каком этапе находится проверка эффективности полигена «Л».

— Это у вас листы с формулами? — кивнул Евгений Степанович на рулон в моей руке.

Я раскатал рулон на столе и напомнил ему о предположениях, разработанных еще под руководством Виктора Сергеевича и при участии Александра Игоревича.

— И что же, предположения подтвердились? — спросил директор.

— Большинство. У подопытных овец полиген вызвал и прибавку в весе, и резкое повышение качества шерсти. Можно даже утверждать, что получен новый вид шерсти — необычно влагоустойчивый, даже влагоотталкивающий…

— Об успехах знаю, — прервал меня Евгений Степанович. — Обратите особое внимание на те параметры, где предположения не подтвердились. Возможно, следует изменить какие-то участки основной формулы, ввести дополнительные компоненты. Все ли ее участки экспериментально выверены?

— Конечно. Сначала промоделированы в машине. Этим занимался лично Александр Игоревич…

— Это серьезно, — одобрил директор. — Александр Игоревич — настоящий ученый, правда…

— Правда, мягко выражаясь, большой фантазер, — вставил Владимир Лукьянович, уперев жирный подбородок в воротник.

Я удивленно взглянул на директора: неужели не одернет наглеца? Однако Евгений Степанович пропустил его «вставку» мимо ушей.

— Должен заметить, Борис Петрович, что наши неудачи, в том числе с усилением умственной деятельности у шимпанзе, можно было предугадать. Вам помешал недостаток опыта, что, учитывая вашу молодость, простительно…