Валерий Алексеев - Искатель. 1986. Выпуск №5

Вначале ничего нельзя было разобрать: кулаки молотили с бешеной скоростью, ноги — ну, точно свистели в воздухе, нанося сокрушительные пинки в спину, под дых, в челюсть, куда угодно. Первое впечатление — свирепая мальчишеская потасовка. Вдруг — стоп: судьи разволакивают дерущихся. Лица бойцов разбиты носы вспухли, но они по-прежнему вызывающе ухмыляются, похлопывают себя по плечам, подпрыгивают на одной ноге и потряхивают головами. В чем дело? Почему «брэк»? Оказывается, один из бойцов пустил в ход прием каратэ, и судейская коллегия делает ему строгое внушение. Он покорно кивает, вновь падает ниц перед рефери на ринге, получает прощение и снова становится в петушиную позу.

В публике — ажиотаж: видно, что сошлись два опытных бойца. На ринг и на стол судейской коллегии полетели из зала кредитки заклада. Собрав их, рефери снова взялись за руки, бойцы вновь взлетели в воздух и с грохотом рухнули на пол ринга. С первого ряда видно было, как тот, что оказался сверху, в падении нанес сопернику страшный удар головой и, припечатав его к полу, пытается повторить содеянное. Бой здесь ведется до первой крови, но кровь не пошла, и позерженному удалось вывернуться и подняться.

Я покосился на своих спутников: Хаген и Бени, вцепившись в сиденья, приподнялись и вроде бы зависли в воздухе Володя, не отрывая взгляда от ринга, держал в губах погасшую сигарету, Тан Тун шарил в кармане своей курточки, доставая десятикьятовую купюру, Инка, не обращаясь ни к кому, шептала: «Господи, да они друг друга изувечат!» Зо Мьин сидел под помостом на корточках и, беседуя с отдыхающими бойцами, пересчитывал толстую пачку денег. Получив нужную информацию, вылез, неопределенно махнул нам рукой и направился к судейскому столу. Бизнесмен есть бизнесмен: решил сделать крупную ставку.

А дощатый помост продолжал грохотать от топота босых ног. Наконец один боец нанес другому удар кулаком прямо в нос, лицо несчастного облилось кровью, и ему было засчитано поражение. Зо Мьин вернулся с солидным выигрышем в триста кьят.

— Ставьте на того, кто сейчас проиграл, — зашептал он, наклонившись к нам, — это очень сильный боксер, через полчаса он восстановит форму, вот увидите.

Хаген и Бени пошли делать ставку, я отказался: мне все это не нравилось.

Побежденного сгрузили с ринга к первому ряду, он заполз под помост и долго сидел там, запрокинув лицо и захлебываясь кровью, в то время как победитель в почетном одиночестве упоенно танцевал на ринге медленный танец вызова. От желающих сразиться с ним не было отбоя. За пятнадцать минут он вывел из строя еще троих, но четвертый разбил ему губу, и, не сумев остановить кровь, он тоже отправился под помост. Оба профессора, похоже, не на шутку втянулись в игру: Хаген потерял пятьдесят кьят и побежал делать новую ставку, Бени выиграл, и по его просьбе Зо Мьин вновь полез под ринг выяснять перспективу. Вышел он оттуда не скоро и взволнованно принялся что-то объяснять профессорам: наверно, мнения знатоков оказались разноречивыми.

Наконец, оправившись, протеже Зо Мьина вышел на сцену, то бишь на ринг, и хладнокровно, как будто ничего не случилось, побил подряд четверых соперников. Под радостные крики зала член коллегии торжественно вручил Зо Мьину выигрыш, ювелир тут же поставил все деньги на победителя — и просчитался, потому что следующий бой оказался для того неудачным: у бойца снова пошла носом кровь. Ах, как жалел Володя, что мы с Инкой здесь: наше присутствие его сковывало, ему тоже хотелось рискнуть. Хаген терзал от волнения свою бороду. Бени хватался руками за лохматую голову и сокрушенно раскачивался, а Зо Мьин уже практически не вылезал из-под ринга, он стал там своим человеком и даже раздавал советы бойцам Ход поединков его не слишком интересовал: сидя под помостом, он посылал мальчишек делать ставки, принимал выигрыши, кому-то ссужал деньги, у кого-то занимал, а потом и вовсе исчез среди побитых и окровавленных.

Мы с Инкой терпели этот шум, адский грохот и крики часа, наверное, полтора. Наконец моя Инесса не выдержала:

— Послушай, — сказала она мне, — я больше не могу. Уйдем отсюда, у меня голова разболелась.

Я посмотрел на часы: половина девятого, темнеет здесь быстро, сумеем ли мы найти дорогу в гест-хауз? Наверняка ведь с нами никто не пойдет. Но Инка настаивала:

— Это ужасно, — повторяла она, морщась, — это просто ужасно. Какая-то бойня.

— А мне казалось, — возразил я, — что женщинам нравятся такие аттракционы.

— Что ты понимаешь в женщинах? — проговорила Инка и поднялась.

Хаген, Бени, Тан Тун и Володя были поглощены очередным поединком и даже не заметили нашего ухода. Больше всего, впрочем, меня удивляла реакция Тан Туна: наш поэт и художник вскакивал, кричал, срывая с носа очки, вспотевшее лицо его горело вдохновением и было даже, кажется, залито слезами.

Темный Тавой был прохладен и тих. Осиянный крупными звездами, наполненный стрекотом и звоном цикад, жестким шелестом пальмовых листьев, он казался намного красивее и загадочнее, чем днем. Невысокие дома по обе стороны улицы были темны и безмолвны, создавалось впечатление, что все население города ушло на монский бокс. Редко где светилось окно: в провинции ложатся спать рано.

Мы погуляли немного в полном одиночестве, чтобы у Инки отдохнула голова. Прошли мимо нескольких слабо освещенных пагод. На фоне беленых ступ страшно чернели силуэты каменных кобр, с раздутыми капюшонами и маленькими ужасными ротиками. Сухая трава на обочинах непрерывно шуршала.

Возвращаться в гест-хауз не хотелось, мы шли, стараясь держаться середины улицы, осторожно обходя все, что чернело на серой, освещенной тусклыми фонарями мостовой. То были в большинстве сухие сучья, крупные опавшие листья, но раз метрах в десяти впереди улицу пересекла то ли ящерица, то ли змея.

Мы с Инкой, в общем-то, устали, говорить не хотелось, так, иногда перебрасывались короткими репликами, гадая, на сколько дней застрянем в Тавое.

— Ты знаешь, — сказала вдруг Инка, — а этот Бени… он, по-моему, не профессор…

— И даже не француз, — поддакнул я в шутку.

— И даже не француз, — убежденно сказала Инка. — Мне кажется, я где-то его видела раньше в Рангуне.

— Ну, если ты его видела, — возразил я, — то уж Ла Тун и Тан Тун тем более. А у них, насколько я могу судить, таких сомнений не возникает.

— Да, пожалуй… — задумчиво проговорила Инка и надолго умолкла

— Кроме того, — сказал я, — нас это, в общем-то, не касается.

О том, что мы с Володей видели сегодня на рынке, в рыбных рядах, я решил Инке не говорить: зачем ее попусту тревожить?

— Мне кажется, ему что-то нужно. — сказала вдруг Инка.

— Кому? — невпопад спросил я. — Зо Мьину?