Владимир Рыбин - Приключения 1975

С кормы взметнулась в небо красная ракета; огромная, как два футбольных поля, палуба, покрытая каучуком, чтобы сокращать пробег самолета при посадке, опустела. Низко, почти касаясь гребня волн, приближалась машина, она из последних сил оторвалась от воды и упала на палубу. Резиновые тросы, как мальчишеские рогатки, затормозили ее. Она была подбита, как птица, царапала крылом палубу, крыло отвалилось, и только чудом самолет не капотировал. Он застыл на самом краю полосы, если можно так называть палубу. Самолет горел… И откуда-то из щелей муравьями посыпались люди. Забили фонтаны пены огнетушителей, люди облепили самолет, вытащили недвижимого летчика. И вот уже аварийный кран зацепил, как муху, машину и сбросил за борт. И через несколько секунд за кормой рвануло… Все. И за океан другой самолет повезет оцинкованный гроб, его выгрузят на аэродроме в Вашингтоне, накроют звездно-полосатым флагом, точно таким же, какой развевался над авианосцем.

В суматохе про меня забыли. Я стоял, прижавшись к какой-то стойке, подавленный увиденным, чувствуя себя инородным телом в страшном механизме антиджунглей, и я чувствовал, как во мне тоже растет протест и ненависть к этим ребятам, что без суеты, невероятно деловито, точно в самой страшной сказке Гофмана, творили что-то черное и загадочное.

Кто они, эти парни, одетые в робу? Неужели у них не было детства, человеческих радостей, любви, матерей, или они никогда не забирались под куст сирени, не ловили на удочки рыб, не слышали, как старый негр играет на банджо, не ласкали детей? Кто они и зачем они здесь, зачем превратились в бездумных автоматов? Чью страшную волю исполняют, потеряв свои индивидуальности, став на одно лицо, как арестанты или детективы в штатском?

Трое отошли в сторонку, достали сигареты. Их лица были потными, руки тряслись. Нет, они чувствовали боль, усталость, страх… И пожалуй, больше ничего.

Меня взяли за локоть, повели к трапу, я спустился внутрь стального чудовища, точно под землю до слоя Мохоровичича. Все звуки угасли, только слышались по стальным коридорам удары подковок на буцах. Меня вели, вели переходами, потом втолкнули в стальную комнату, где стояли привинченный к полу стол и два табурета. Под потолком светился матовый плафон под толстой стальной сеткой. Я остался один.

Итак, меня сняли с каучуковоза. Одного. Капитан отказался от помощи, да и военный корабль под флагом США не собирался спасать ржавое корыто — они примчались лишь за мной. Я это моментально понял. Капитан Виктор Марсель пожал мне руку и неожиданно почему-то подмигнул. Кажется, ом понял, что я влип. Морской волк делал вид, что удивлен присутствием на борту пассажира. Но его игра была шита белыми нитками — янки точно знали, что на каучуковозе находится тот, кто им требуется. Каким образом они об этом узнали — в порт мы с Клер пришли вдвоем, без хвоста?

Открылась дверь. Вошел человек. Небольшого роста, с блестящим черепом, с янтарными глазами… Портрет американского разведчика, описанный Пройдохой Ке. Он был в форме полковника армии США. Вот, оказывается, кто отправлял контрабандное золото с острова, захваченного китайскими националистами, потом присутствовал на совещании в Макао… Птица высокого полета. Политик и бизнесмен, разведчик и контрабандист.

— Вы меня знаете, — сказал он с порога и сел на свободный табурет. — Нам нет смысла играть втемную. Вы не испытываете ко мне симпатии, она мне и не требуется.

— Кто вы такой?

— Зовите меня Самуэлем. Задали вы нам работы. Чтобы изъять фотокопии, стоило много долларов.

— На каком основании?

— Для вас это слишком опасный материал.

Он говорил со мной, точно классный наставник, монотонно и поучительно. Так выговаривают ученику, прежде чем высечь розгами.

— Единственное ваше оправдание — вы не знали, за какое дело взялись. Это ваш бизнес. Но, кроме газетного бизнеса, существуют и государственные интересы. Вы английский подданный, Великобритания наша союзница, и вы должны всегда помнить, что, нанося вред Соединенным Штатам, вы наносите вред и своей стране. Мы делаем общее дело. Боремся на переднем крае с мировым коммунизмом. Я повторю вам слова аболициониста Гаррисона: «Я искренен. Я не прибегну к экивокам. Я не буду извиняться. Я не уступлю ни дюйма». Вы поняли меня?

— Понял. Но вы не докончили цитату: «Меня услышат».

— Как раз по поводу последней фразы… Я сделаю все, чтобы ни вас, ни меня не услышали. Мы вам заплатим. Кое-что из того материала, что вы предоставили нам, интересно. Расходы ваши будут оплачены. Но…

Он посмотрел на меня янтарными глазами, как кошка на мышь, и облизнулся.

— При одном условии… Вашего слова будет достаточно. Мы знаем вашу щепетильность, и вполне хватит вашего слова джентльмена.

— Хотите, я вам расскажу анекдот? — спросил я.

— Пожалуйста. Времени у нас, точнее, у вас, — он обвел стены взглядом, — больше чем достаточно.

— Один янки, простите, подданный Соединенных Штатов, поехал туристом на Британские острова, и когда через месяц вернулся в Чикаго, то вернулся уже миллионером. Причем учтите, у него оказалось несколько миллионов фунтов, а не долларов.

— До девальвации или после? — ехидно осведомился человек с янтарными глазами, назвавший себя Самуэлем.

— После того, как банки Европы отказались принимать доллары.

— Понял. Продолжайте…

— Он привез целый чемодан наличными фунтов стерлингов. «Откуда у тебя столько денег?» — удивилась жена, «Понимаешь, — ответил ей новоиспеченный миллионер, — меня пригласили в английский клуб. Спросили, играю ли я в карты. «О'кэй!» — ответил я. «А в какую игру?» — «В очко», — ответил я». Есть такая игра.

— Знаю, я бывал в портах.

— И вот джентльмен говорит: «У меня двадцать одно». Я ему говорю: «Покажи!» Джентльмен оскорбился: «Сэр, настоящему джентльмену верят на слово». И тогда у меня как поперла карта, как поперла!»

— Забавная история, — рассмеялся человек с янтарными глазами. — Поперла. Вот так молодец! Узнаю хватку Чикаго. А он случайно был не итальянец?

— Нет, стопроцентный…

— Но вернемся к делу. Итак, вы должны забыть, что прочли в дневниках какого-то вьетнамца. Да у вас и нет хотя бы копий дневников. Оригиналы и фотокопии у нас. Все! Нам хватит трепачей в собственных газетах, которые выдают государственные тайны. С вами проще. Это не угроза, а постфактум. Даете вы слово молчать или нет?

— А если я поведу себя так, как тот житель Чикаго?

— Вы родились в Шанхае.

Я молчал. Отключился. Я не слышал, что говорил человек в форме полковника, я думал о том, что, оказывается, я живу как на ладони. Они знают все. Но откуда? Вряд ли столько много обо мне знал Павиан, мой шеф в газете. Его интересовал лишь «гвоздь». Как-то он меня встретит? Его, наверное, тоже успели припугнуть. И он-то будет молчать. Будет. Они сметают даже собственных президентов…