А. Лукин - Чекисты. Книга первая

Ночью Колька хитростью заманил в холодную караулившего его часового, связал, отнял винтовку и, выкрав коня из общественной конюшни, удрал из родной деревни.

Уверенный, что нет ему теперь прощения от Советской власти, он с неделю прятался в днестровских плавнях, а после нашлись знающие люди: указали дорожку к Нечипоренко. Его приняли с охотой: Колька был большой знаток по части лошадей, а Нечипоренко собирался обзаводиться конной разведкой.

Галина сразу выделила Сарычева среди присных атамана. Колька был не похож на других бандитов. Она видела, что парень томится своим положением, злобится, что на душе у него камень. Узнав Колькину историю, Галина решила поговорить с ним напрямик. И не промахнулась. Ради возможности искупить свою вину Колька был готов на все. Через него Галина знала о планах Нечипоренко, которые тот не находил нужным скрывать от своего будущего начальника конной разведки. Колька добыл ей и сведения о Парканах…

Обстановка там была сложная. В этот тихий заштатный городишко, мирно дремавший вдалеке от железных дорог, стеклось более трех десятков деникинских, врангелевских и петлюровских офицеров. В селах близ Паркан офицеры навербовали из кулачья так называемую “Днестровскую бригаду”. Заговорщикам не хватало оружия, но его со дня на день должны были переправить из Румынии. Возможно даже, что уже переправили: это станет известно, когда приедет Сарычев, которого Галина ждала не позже завтрашнего утра: Колька обещал на обратном пути завернуть в Тирасполь. И завтра же, к ночи, по-видимому, вернется Цигальков.

— Бычки далеко отсюда? — спросил Алексей.

— Нет, рукой подать.

— Значит, мы успеем?

— Мы? Разве вы остаетесь?

— Ясное дело, остаюсь. Встретим Цигалькова, тогда поеду.

— Вот хорошо! — сказала довольная Галина. — И мне с шифровкой не возиться!

Из трактира они пошли к Галине.

Жара спадала. Белое, уже чуточку потускневшее солнце снизилось почти до крыш. Галина и Алексей шли медленно, изредка перебрасываясь осторожными фразами.

— Вы сами из Одессы? — спросила Галина.

— Нет. Из Херсона. А вы давно у нас?

— Год с лишним…

Это было все, что они могли сказать друг другу, не нарушая неписаной этики разведчиков.

Набегавшаяся за день после бессонной ночи в тряском фургоне Галина выглядела очень утомленной. В опущенной руке вяло покачивались мятая поддевочка и узелок в черной тряпице. И такой маленькой, хрупкой показалась она Алексею, что он даже поежился от непривычного колющего чувства, словно в чем-то был виноват перед ней.

Повинуясь внезапному желанию сказать девушке что-то сокровенное, свое, не имеющее отношения к службе, он проговорил:

— Я вот раньше хотел идти по судостроительной части. Отец был корабельщиком и дед… У нас это семейное. Собирался поступить на инженерный в Киеве.

— А я — на Бестужевские курсы! — живо откликнулась Галина. Ее, казалось, совсем не удивил неожиданный ход его мыслей. — Хотела ехать в Петроград. У меня там тетя по маминой линии.

— А теперь не хотите?

— И теперь хочу. Да что толку. Хоти не хоти…

— Почему? — сказал Алексей. — Сейчас отпускают на учебу. У нас уже трое уехали.

— Нет, — сказала Галина. — Нет, сейчас нельзя… — И, помолчав, добавила, собирая морщинки на чистом, розовом от загара лбу: — Рано еще!

И снова Алексей испытал удивившее его новизной радостное волнение оттого, что ему понятны ее мысли.

Солнце пекло им спины, и впереди двигались тени: длинная широкая — Алексея и рядом, чуть не вдвое короче, тень Галины. Тени ломались на неровностях дороги, растягивались, причудливо меняли очертания, а то и вовсе исчезали в траве у заборов.

Одинокая хромая старуха, у которой Галина снимала комнату, разрешила Алексею переночевать в старой баньке, стоявшей позади ее дома. Здесь пахло дымком, вениками, полынью. Алексей, не раздеваясь (только сапоги скинул), завалился на полок и проспал до восьми часов утра.

Он не слышал, как на рассвете Галина возле самой баньки разговаривала с приезжавшим Сарычевым, и проснулся лишь тогда, когда девушка потормошила его за плечо.

Сарычев привез неутешительные известия. Парканские заговорщики получили из-за Днестра часть ожидаемого оружия. Теперь у них было под ружьем более двухсот человек. “Бригада” готова к выступлению, ждет только команды из Румынии.

— Недригайло надо предупредить, — сказала Галина, — чтобы его не захватили врасплох. Вы сходите к нему…

Пока Алексей бегал умываться на реку, она домовито распорядилась с завтраком, добыла где-то крынку козьего молока и вареной пшенки. Они поели вместе, и Алексей отправился в УЧК.

Председатель Тираспольской уездной чрезвычайной комиссии был красивый черноусый мужчина лет тридцати пяти, в прошлом матрос. Когда Алексей изложил ему суть дела, он сказал:

— Насчет Нечипоренки имею указания из Одессы. Как вернетесь из Бычков, зайди ко мне. Должен же я знать, что у меня творится!

Алексей обещал все сообщить через Галину.

— Ну и добро. Поклон ей передай. Пойдем, оформлю вам пропуска для проезда, а то пограничники задержат…

Пропуска очень пригодились. Вблизи Тирасполя их трижды, останавливали пограничные разъезды.

Возница им попался бойкий, разговорчивый. Алексея и Галину он принимал за сотрудников земотдела, ехавших по служебным делам. Дружески расположившись к Алексею, который охотно поддерживал с ним разговор, мужик предложил довезти их до самых Бычков. Алексей ответил, что они не прочь немного размять ноги.

— А вот обратно нас не отвезешь? — спросил он.

— Колы?

— Да завтра утром.

Мужик сказал, что из их деревни каждый день кто-нибудь ездит в Тирасполь к поездам. Велел прийти на рассвете в деревню Голый Яр, что в трех верстах от Бычков, и спросить Аникея Сивчука.

— Це я и е, — пояснил он.

В шестом часу вечера они подошли к Бычкам. Большое село просторно раскинулось на днестровском берегу, утопая в густой зелени, сквозь которую просвечивали белые стены мазанок. Посреди села стояла каменная церковь с темным, захлестанным степным ветром куполом. Вдоль околицы земля была исполосована огородами, на которых виднелось несколько согнутых женских фигур.

Реку напротив села сузила желтая песчаная отмель. Выше отмели лежал вытащенный на берег паром — рассохшийся, черный, с ободранным настилом. Видимо, он лежал здесь давно, с тех пор, как Днестр стал пограничной полосой. Жилище паромщика следовало искать где-нибудь поблизости от него.

Галина указала пальцем на одну из крайних мазанок, придавленную высокой крышей, издали похожей на стог прелой загнившей соломы. Около мазанки валялись старые бакены и торчал маячный столб с разбитым фонарем наверху.