Юрий Виноградов - Десятый круг ада

Вся операция должна была завершиться в течение полугода.

— Следует обратить особое внимание на подготовку исполнителей, — озабоченно проговорил Карнеев. — Слишком дорогой ценой нам придется расплачиваться за малейшую оплошность.

— Понимаю, товарищ генерал. Кандидатуры мы всесторонне обсудим.

— Руководителем диверсионной группы мы назначим немца, — продолжал генерал. — Помните, месяц назад был у меня Генрих Циммерман? В тридцатых годах его отец, известный немецкий инженер, работал у нас на строительстве металлургического завода. А его сын учился в Германии. Потом он приехал к отцу, женился на русской девушке. У них двое детей. Одно время работал на строительстве сахарного завода в Могилеве. Потом окончил военное училище, стал лейтенантом.

— Вне всякого сомнения, Генрих Циммерман фигура колоритная, — согласился Григорьев, — и легенда проста: он немец, якобы был репрессирован и вот теперь желает послужить великой Германии, лично фюреру и отомстить большевикам. Есть у меня и специалист-химик — Алексей Сафронов. Он недавно закончил химический факультет университета. В совершенстве владеет немецким языком, в подлиннике читает стихи Гейне.

— Ну что ж, я не возражаю, — генерал подошел к Григорьеву. — Хорошенько побеседуйте с Сафроновым. От него будет зависеть все. Где он сейчас?

— В контрразведке Центрального фронта, — доложил Григорьев. — Стажировку проходит.

— Значит, он уже знаком с повадками агентов абвера и гестапо?

— Разумеется. Начальник контрразведки фронта лестно отзывается о нем. Я сегодня же отзову Сафронова…

Карнеев возвратился на свое место, сделал пометку в блокноте.

— Ну, а с Циммерманом мы поговорим вместе, — поднял он глаза на Григорьева. — Задание у него весьма и весьма важное. Надо обсудить его во всех деталях…

— Здравствуйте, Алексей! — Григорьев протянул руку вошедшему в кабинет Сафронову.

— Здравствуйте, Борис Николаевич…

Сафронов был явно смущен неожиданным вызовом. Видимо, предстоит новое назначение, иначе не стали бы его так спешно отзывать.

— Садитесь, садитесь, Алексей, — указал Григорьев на кресло. — Устали с дороги.

— Нет, что вы… Дело привычное…

Сафронову не терпелось узнать причину его вызова в Центр, но первым спросить об этом он не решался.

— Я, собственно, пригласил вас, — Григорьев дружески улыбнулся, — чтобы вы как химик просветили меня в отношении отравляющих веществ.

Сафронов сдержанно засмеялся:

— Нет уж, увольте, Борис Николаевич. Вы в этом вопросе больше меня разбираетесь.

— Ну, ну! Не прибедняйтесь, Алексей! — засмеялся Григорьев. — Я разговаривал с вашим учителем. Он считает вас незаурядным химиком.

— Вы видели профессора? Как он?

— Здоров. Все так же бодр и весел, по-прежнему любимец студентов.

Григорьев усадил гостя в кресло и сам сел напротив. Лицо его стало серьезным и озабоченным. Он выжидающе посмотрел на теряющегося в догадках Сафронова и потом не спеша заговорил:

— У меня к вам есть серьезный разговор. Очень серьезный. А пока расскажите о своей работе на фронте…

Слушая рассказ Сафронова, Григорьев все больше и больше убеждался в правильности выбора кандидатуры Алексея, который хорошо знал Германию, ибо получил среднее образование в Берлине, куда направили на работу его отца — инженера. Вернувшись на Родину, Алексей поступил на химический факультет университета, стал химиком.

— Всего один вопрос, Алексей, — заговорил Григорьев, выслушав Сафронова. — Готовы ли вы сейчас к действиям по избавлению советских людей от ужасов химической войны?

— Готов! — не задумываясь ответил Сафронов.

— Что ж, хорошо… хорошо, — Григорьев помолчал. — Однако взвесьте. Работа предстоит сложная, опасная. Она может стоить вам жизни.

Лицо Сафронова стало строгим.

— Меня воспитала Родина, товарищ подполковник, — сказал он. — И мой долг выполнить любое ее задание. О себе меньше всего думаю. Сейчас война.

Григорьев одобрительно кивнул:

— Другого я от вас и не ожидал услышать, Алексей. Но дело слишком рискованное, чтобы решать его сразу. Подумайте еще на досуге. И дня через три заходите ко мне.

Сафронов позвонил в этот же день, под вечер.

— Слушаю вас, — спокойно, словно речь шла о самом обыденном, сказал Григорьев, когда Сафронов вошел к нему в кабинет.

— Я твердо решил пойти на любое задание, которое вы мне дадите, — сказал он.

— Спасибо, Алексей, — поблагодарил Григорьев.

— А как же задание?

— Всему свое время, — хитро улыбнулся Григорьев. — Скажите, вы знакомы с Америкой?

— Да, — ответил Сафронов, не понимая, к чему клонит подполковник. — Я ведь изучал в университете и английский язык.

— Это очень хорошо. Очень. Ваше знание английского во много раз облегчает суть дела. Садитесь рядом и внимательно слушайте…

Вечером генерал Карнеев позвонил Григорьеву:

— Заходите, у меня товарищ Циммерман…

Беседа была долгой. Генрих Циммерман, когда услышал о том, что гитлеровцы намереваются применить средства массового уничтожения мирных людей, охотно согласился включиться в работу.

— Мы с вами обязаны не допустить подобного преступления. Этим вы одновременно защитите и честь немецкой нации, — подчеркнул Карнеев.

— Это мой первейший долг, товарищ генерал, — ответил Циммерман.

Карнеев дружески протянул ему руку.

— Спасибо, Генрих Карлович. А теперь давайте обсудим некоторые детали вашего задания. Учтите, вам придется в Германии встречаться со всякими неожиданностями. И ко всему надо быть готовым. Ведь вы по специальности строитель?

— Да. В свое время я закончил строительный факультет Берлинского университета, — ответил Циммерман. — В моем деле об этом есть запись.

Генерал утвердительно склонил голову, сказал:

— Я не об этом. О другом. Может случиться так, что вы встретитесь со своими однокашниками…

Григорьев раскрыл папку и выложил перед Циммерманом с десяток фотокарточек.

— Посмотрите, пожалуйста, не знаком ли вам кто? — спросил он.

Циммерман подолгу всматривался в лица.

— Кажется, вот это — Краузе… Хельмут Краузе, — протянул он генералу фотокарточку, на которой был заснят молодой полковник с худым остроносым лицом. — Мы учились вместе… — Циммерман снова внимательно поглядел на фотокарточку. — Да, по-моему, это он. Помню, еще тогда у нас говорили, что у Хельмута дядя был близок к руководству нацистской партией.

Карнеев посмотрел на молчавшего Григорьева, потом перевел взгляд на сосредоточенного Циммермана.

— Да, вы не ошиблись. Это именно полковник Хельмут Краузе, — подтвердил он.

— Но Хельмут так изменился! — вырвалось у Циммермана.

— Полковник Краузе служит в главном строительном управлении, — продолжал Карнеев. — С инспекторскими целями он часто ездит на подведомственные строительные объекты государственной важности. Может приехать и на ваш объект.