Джефф Лонг - Преисподняя

Али открыла маленький кожаный футляр, висевший у нее на поясе, и протянула Айку прибор Шоута.

— Так это и вправду ты! — сказал он. — Ты его украла!

— Шоута все время избивали. Я побоялась, что его убьют. А прибор мог еще понадобиться.

— Но код…

— Он в бреду все время повторял какие-то цифры. Не знаю, код или нет, но я запомнила.

Айк присел рядом на корточки:

— Давай попробуем.

Али колебалась. Вдруг не получится? Она осторожно нажала нужные кнопки и стала ждать.

— Ничего.

— Попробуй еще раз.

Теперь на десять секунд загорелся красный индикатор. На крошечном дисплее светилась надпись «Устройство в действии». Затем прибор пикнул, и появилась надпись «Активация выполнена».

— И что теперь? — в отчаянии спросила Али.

— Да ничего, это не конец света, — сказал Айк и швырнул прибор в воду.

Он достал квадратную монетку, найденную где-то в подземных коридорах. Она была старинная, на одной стороне — дракон, на другой — китайский иероглиф.

— Орел — идем направо, решка — налево, — и подбросил монету.

Они поднялись от светящихся вод озера, его ручьев и проток в мертвую зону, разделяющую два мира. Во время спуска от Галапагосского архипелага экспедиция здесь не проходила, но Айк бывал в этих местах раньше. С одной стороны, здесь было слишком глубоко, и фотосинтез не мог обеспечить пищевую цепочку, и в то же время слишком близко к поверхности, чтобы могла выжить глубинная биосфера.

Живые существа почти не проходили между двумя мирами. Только самые отчаянные решались пересечь эти пустынные коридоры.

Айк повернул из мертвой зоны вниз, отыскал для Али безопасную пещеру и отправился на охоту. Через неделю он возвратился, неся с собой длинные полосы сушеного мяса, и Али не спросила, откуда оно.

С запасом провизии они вновь поднялись в мертвую зону. Продвижение замедляли завалы, ловушки хейдлов, идолы. Кроме того, путники поднимались все выше, и по мере приближения к уровню моря воздух делался все более разреженным. С точки зрения физиологии условия не отличались от подъема в гору, и даже чтобы просто шагать вперед, требовались немалые усилия. А когда им приходилось взбираться по стенам трещин или вертикальным коридорам, Али казалось, что ее легкие вот-вот разорвутся.

Однажды ночью она сидела, жадно вдыхая воздух. Айк пользовался старым правилом альпинистов: днем — вверх, вечером — вниз. Весь день они поднимались, а перед сном спускались футов на тысячу или около того. Так им удалось избежать отека мозга. И все же Али мучили головные боли, а иногда случались галлюцинации.

Они не могли следить за временем или каким-то образом записывать пройденный путь, но так Али чувствовала себя даже свободнее. Без календаря и часов она жила настоящим моментом. Ведь за каждым поворотом может появиться солнечный свет! Однако поворотам не было конца, и, пройдя тысячный, Али перестала думать об избавлении.

Следующее, что услышал Томас, была тишина. Причитания, напевы, барабанный бой, плач детей, женские голоса — все умолкло. Все замерло. Весь его народ уснул, изнуренный долгим бдением и горем. И молчание принесло Томасу облегчение.

«Тихо! — мечтал он крикнуть распятому безумцу. — Ты их разбудишь».

И только потом Томас услышал слабый свист и увидел струйку аэрозоля, выходящего из ноутбука Шоута.

Томас с трудом набрал в обожженные легкие воздуха и с таким же трудом выдохнул, издав то ли стон, то ли свист. Его народ никогда не проснется. В ужасе он смотрел на Шоута. А Шоут, пожирая лоскут мяса, висящий у него на плече, уставился на Томаса.

У Айка отросла борода. Золотистые волосы Али доходили ей почти до пояса. Путники не то чтобы заблудились — ведь им с самого начала было неизвестно, где они. Али находила утешение в утренних молитвах и еще в растущей близости с Айком. Она думала о нем, даже лежа в его объятиях.

Однажды утром она проснулась и увидела, что Айк сидит лицом к стене в позе лотоса — почти такой, каким она его впервые увидела. Во тьме мертвой зоны Али разглядела слабо светящийся круг, нарисованный на стене. Раньше она решила бы, что это плоды грез какого-нибудь аборигена или доисторическая мандала, но после увиденного в крепости знала, что это карта. Она попыталась погрузиться, как и Айк, в созерцание, и скоро змеящиеся и пересекающиеся линии в круге обрели объем и смысл. В следующие дни путники шли дальше, держа карту в голове.

Сильно хромая, Бранч вошел в развалины города обреченных. Он уже не надеялся увидеть Айка живым. Жар, лихорадка, яд с хейдлского копья — все это его измучило, и он вообще едва помнил про Айка. Блуждания уводили Бранча все глубже и дальше от цели; земное ядро стало Луной, тянущей его в свою орбиту. Мириады дорог свелись в голове к одной. И вот он здесь.

Все лежали неподвижно. Тысячи неподвижных тел. В смятении Бранч вспомнил ту давнюю ночь в Боснии.

Скелеты замерли в вечном объятии. Многие трупы уже скрылись под наплывами известняка. Все вокруг пропитано гниением. Потоки зловония обтекали углы зданий, словно вопли взбесившихся призраков. Единственным звуком, кроме свиста ветра, было журчание воды, текущей по каналам где-то в недрах города.

Бранч бродил посреди этого светопреставления.

В центре города он увидел холм, покрытый обломками какого-то большого сооружения. Внимательно рассмотрел его в прибор ночного видения. На вершине холма стоял столб, на столбе висел распятый. Крест вызвал в памяти какие-то детские воспоминания, легенды про поиски Грааля.

Больная нога и лежащие вплотную тела затрудняли подъем. Бранчу вспомнилось, с каким восхищением Айк рассказывал о Гималаях.

Он подумал, что Айк может оказаться где угодно, даже на том самом кресте.

Тот, кто висел на кресте, умер гораздо позже, чем остальные, — о нем жестоко позаботились, оставив ему кусок мяса. Внизу валялся ноутбук и разломанная на куски снайперская винтовка. Трудно сказать, был ли распятый ученым или военным. Бранч видел одно — это не Айк. Татуировали его недавно; посмертная гримаса открывала скверные зубы.

Повернувшись, чтобы уйти, Бранч заметил труп хейдла, облаченный в нефритовые доспехи. В отличие от других он отлично сохранился, по крайней мере голова. Это заставило Бранча присмотреться внимательнее. Лицо показалось ему знакомым. Нагнувшись, он узнал иезуита. Как же он сюда попал? Именно он звонил Бранчу, чтобы сообщить о невиновности Айка. Не затем ли он здесь, чтобы спасти Крокетта? Должно быть, преисподняя ввергла священника в шок. Бранч смотрел ему в лицо, пытаясь вспомнить имя этого самоотверженного человека. И вспомнил:

— Томас!

И Томас открыл глаза.

Новая Гвинея