Александр Мартвнов - Последний торпедоносец

Подумай о будущем России, милый!

ПЕРВЫЙ ГЕЙ-КЛУБ

ГОРОДА-ГЕРОЯ

КЕРЧИ

— Круто, — наконец искренне высказался Игорь. — Так чем?

Мальчишки успели разбрестись по залу. Тут была хорошая, но странная акустика: голос не рождал эха, зато отлично слышался в каждом углу.

— Всем понемногу, — пояснил Сенька, оставшийся рядом. — Самбо. Боксом. Фехтованием. Стреляем не здесь, ты уже понял, зато здесь мечем ножи и камни.

— Чего? — не понял Игорь. Вместо ответа Сенька поднял с одной из стоек круглый голыш в треть кулака размером и небрежным, почти неуловимым движением послал его в одну из мишеней, укреплённую метрах в пятнадцати. С коротким хрустким звуком мишень опрокинулась на пол вместе со стояком. Сенька как ни в чём не бывало обратился к Игорю:

— Ты чем-нибудь таким занимался? Или только альпинизмом?

В Москве Игорь точно знал, что не любит рыбу. Она, если честно признаться, даже вызывала у него некое опасение — загадочным выражением глаз, хотя он об этом, конечно, никому не говорил. Из названий он совершенно точно знал акулу и кита с дельфином, хотя знал и то, что кит и дельфин — не рыбы.

Но здешние ребята сыпали названиями рыб легко и непринуждённо — причём такими, которые Игорь и слыхом не слыхивал. Ставрида. Бычок. Калкан. Катран. Барабулька. Еще они ели ракушки-мидии, вызывавшие у Игоря спазмы похожей на сопли начинкой.

Калкан оказался здоровенной, плоской, как тарелка, камбалой. А катран — черноморской десятиметровой акулой, ходившей в мрачных глубинах Чёрного моря на глубине в полкилометра и поднимающейся к поверхности только на приманку в виде плавок со значками в виде долларов.

Именно после этого заявления Игорь понял, что над ним прикалываются, потому что как раз такие плавки на нём и были. Но на воду продолжал глядеть с опаской, пока Сенька не пояснил ему, что катран и правда акула, но:

а) редкая, как мулла-пацифист;

б) длиной метра в полтора максимум;

в) питающаяся разной рыбной мелочью;

г) на глубинах более трёхсот метров в Чёрном море могут выжить только спецназовцы русского флота, не менее редкие в наше время, чем катраны, потому что море отравлено сероводородом;

д) нет, на этот раз человек тут ни при чём, как ни странно — так было всегда;

е) самое опасное в Чёрном море существо — медуза.

— А вообще, если серьёзно, — Николай переложил рукоять японского мотора, и баркас описал дугу, — в Каспийском водится кархародон. Как в кино. Тридцатиметровый.

— Иди ты, — попросил Борька, — к кархародону.

— У него это личное, — сообщил Генчо. — В прошлом году купались мы ночью…

— Болгарская твоя морда, — ласково сказал Борька.

… а перед этим по DVD смотрели дюндель его знает какие по счёту «Челюсти». Или даже не «Челюсти», а… в общем, что-то про акул. Подныривает это Николай под Борю и хватает его за ноги…

— Я чуть не кончился, — сердито сказал Борька, — сердце остановилось, поправ-де.

… а потом Борька почему-то пошёл стирать плавки, — закончил Генчо. — Сразу из моря — и стирать, странно, правда? — Борька покраснел. Но Игорь поинтересовался:

— Э, погоди, стоп. Каспийское море — это же озеро. Офигенное, но озеро, типа Байкала. Какой кархародон?

— Вот и видно, что ты дикий человек, — покачал головой Николай. — Чёрное, Азовское и Каспийское моря — это всё раньше было одно внутреннее море. Потом Каспий выперло наверх — как будто чашку с водой подняло. И всё там осталось, как было. В том числе и кархародоны. Их мало, конечно, но они есть. Точно. Потому что каждый год происходят необъяснимые случаи нападений. И не только на пловцов, но и на лодки и даже небольшие корабли. И кстати, кто живёт в Байкале — это тоже вопрос. В глубинах морей куча загадок. Даже тут, в Чёрном.

— Нико про море всё знает, — с искренним уважением сказал Званко. — У него отец, дядя Георгий, раньше был океанологом тут, на станции одной.

— Я тоже хотел бы стать, — буркнул Николай, — только где там…

— Денег не хватит? — спросил Игорь. Николай дёрнул коричневым плечом:

— Да нашёл бы я деньги… И экзамены хоть сейчас сдал бы. Просто не нужна эта профессия никому.

Георгий Алексеевич Сафариос, в прошлом — океанолог, а ныне — глава самопальной рыбацкой артели "Напрасный труд" (это было официальное название, как изумлённо узнал Игорь!!!)сдержал своё обещание, данное сыну несколько дней назад: разрешил воспользоваться одним из баркасов, чтобы выйти в море на рыбалку. Игоря сняли буквально со скалы, чтобы сообщить ему радостное известие — он залез туда под испуганно-восторженные вопли ожидавшей внизу Наташки и сперва просто не очень понял, чего от него хотят. Но, поняв, согласился и всю ночь видел во сне загадочно-глазых спрутов, бережно сжимавших его в своих щупальцах, кривовато улыбающихся акул и морских змей, гонявшихся за ним по каким-то развалинам с криками: "Аллах акбар!"

Впрочем, наяву всё оказалось куда приятней. Баркас "Астер"(1) оказался едва ли не больше торпедного катера, море было тихим, утро — солнечным и тёплым. Наташка вроде бы не обиделась, что он её бросает. От баркаса попахивало — рыбой, стоялой водой, ещё чем-то — но этот запах не воспринимался, как неприятный. Вдоль бортов лежали три пары здоровенных вёсел. Игорь заподозрил, что придётся грести, но Николай повозился на корме — и плавсредство с почти бесшумно работающим движком величаво отправилось в открытое море, где и состоялся вышеприведённый разговор, который обрубил Денис, завопив:

— По рыбам, по птицам проносит шаланду!

Три грека в Одессу везут контрабанду Янаки, Ставраки, Папа Сатырос… Это Багрицкий, — пояснил он Игорю, недоумённо посмотревшему на капитана. — Поэт такой.

— А чей папа? — довольно тупо спросил разомлевший от жары Игорь (весь экипаж был в одних плавках, а барахло запихали в какой-то ящик, где интригующе виднелись гарпунные ружья, маски и прочее). Вокруг грохнули. Николай неожиданно без обиды пояснил:

— Это имя такое. Греческое. Сокращение вообще-то. Пападаки, например…

— Папандопуло, — добавил растянувшийся на носу Борька. — "Свадьбу в Малиновке" смотрел? "Ка-артина-а… ясная, Одесса красная, и мне с Одессой той не по пути…»

— Смотрел, — Игорь глянул за борт. — А с ружьями охотиться не браконьерство?