Владислав Степанов - Искатель. 1964. Выпуск №1

После того как американцы построили на Бальтра свою базу, Черепашьи острова перестали быть уединенным местом затерянного первобытного счастья. Теперь туда часто заходят корабли да и туристы приезжают. Приезжают они и на Эррахуэс. И как только к подводной гряде рифов подходит какой-нибудь корабль, к нему подплывает дельфин. Наверное, он думает, что на этом корабле возвращается Линдаль. Дельфин пристраивается к носу корабля и плывет вперед, все время оборачиваясь, точно приглашает следовать за собой. Он ведет корабль к единственному проходу в рифах, откуда открывается вид на большой галечный пляж. За это моряки и прозвали его лоцманом.

А что он белый, выдумали писатели. Они сочинили и трогательную историю о том, как дельфин-альбинос был изгнан из родного стада и приплыл к человеку.

Но Кид не альбинос, он обыкновенный дельфин.

Конечно, вы можете улыбаться сколько угодно. Но поговорите с акустиками тех кораблей, которые ходят у побережья Центральной и Южной Америки. Они вам многое могут рассказать. Достаточно появиться около корабля дельфинам, чтобы гидрофоны уловили их крики. И как вы думаете, что они кричат?

«Персиваль! Персиваль!» — вот что они кричат. И это не один Кид, а все дельфины той части Тихого океана. Все дельфины, понимаете?

Вы удивляетесь, потому что вы не натуралист. А будь вы натуралист или океанолог, вы бы иначе отнеслись к моему рассказу. Что бы я ни услышал о дельфинах, я не удивляюсь. Потому что я знаю, что такое дельфин. По степени развития центральной нервной системы некоторые ученые ставят их рядом с шимпанзе или собакой, на третье место после человека. Вы послушайте, что пишут сейчас о дельфинах… Я вам прочту… Подождите только, найду это место. Ага! Вот оно! Слушайте…

Мозг дельфинов по весу, строению мозговых извилин, количеству нервных волокон в кубическом сантиметре очень похож на человеческий. Более того, как показывают наблюдения, у дельфинов очень сложная система сигнализации, своеобразный язык. Одинокий дельфин удивительно молчалив; два дельфина оживленно обмениваются сигналами; когда же их много, они болтают без умолку. Впрочем, нашим человеческим ушам их болтовня не грозит: дельфины общаются в ультразвуковом диапазоне. Но слышат они звуки вплоть до частоты 120 тысяч герц, тогда как предел слышимости человека лишь 20 тысяч.

Язык дельфинов отличается удивительной особенностью. Дельфины похожи на музыкантов, которые, беседуя, аккомпанируют себе на нежной арфе, подчеркивая мелодией свои слова.

16 апреля 1960 года профессор Джон С. Милли с помощью электронных приборов установил, что дельфины обогатили свой лексикон человеческими словами. Фраза, сказанная Милли, была повторена дельфином. В ходе дальнейших опытов выяснилось, что это отнюдь не случайность. Дельфины подражали человеческим словам и даже смеху.

По способности запомнить и воспроизвести непонятное слово дельфины превосходят детей, попугаев и даже… взрослого человека. Они воспроизводят услышанное с первого раза и в совершенстве! Что это? Необычайная способность к подражанию или нечто большее?

Ну, как вам это нравится?

Творчество популярного советского писателя Николая Грибачева на редкость разнообразно по жанрам. Николай Матвеевич пишет прозу, стихи, публицистику, очерки, книги для детей, литературную критику. Проза Грибачева широко известна читателям. Это прежде всего сборники рассказов «Августовские звезды», «Женя», том «Путешествия». Но мало кто знает, что Николай Матвеевич — автор нескольких приключенческих произведений: рассказов и повести «Огни в тумане», опубликованной в 1946 году.

Николай Матвеевич долго жил и работал в Карелии. На карельском материале им написаны поэмы «Конец пути» и «Видлица», много стихотворений, рассказов, в том числе и «Черная Ламба».

Впервые «Черная Ламба» была опубликована в 1939 году в журнале «Вокруг света».

Мне поручили обследовать и нанести на карту один из горных кряжей у Полярного круга. Этот кряж протяжением около тридцати километров начинался у большого озера Шамбо и, постепенно понижаясь, заканчивался в непроходимых дебрях, в дикой глуши у Черной Ламбы — маленького, словно искусственно высеченного в граните, озера. В тресте говорили, что на этом странном озере водятся лебеди и по весне оно бывает совершенно черным от утиных выводков.

Вот и все, что мне было известно о местности, в которую я ехал. Остальное надлежало выяснить при топографических съемках.

К озеру Шамбо мы приехали в начале июля. Вокруг лежали девственные леса, с воем прыгали по камням пенистые реки, по утрам долины курились фиолетовым паром, и наша палатка казалась игрушечным парусником, заблудившимся в беспредельности океана. Белые ночи подавляли своей строгой ясностью и тишиной, страстные песни косачей и пересвист рябчиков постоянно аккомпанировали нашим голосам. День за днем подвигались мы вперед, и голова кружилась от солнечных бликов, плеска и сверкания воды, пения птиц, и казалось, не мы идем, а нас уносит зеленая и величественная река.

Только в начале сентября, когда лето быстро пошло на убыль и на зеленых гребнях лесов закружилась рыжая пена листопада, попал я к Черной Ламбе. Закат уже погас, и белые отсветы его недвижно покоились на гладкой, совершенно круглой поверхности озера, словно лимонный сок на синем блюдечке. Стрельчатые, увешанные седыми лишаями ели плотно обступили берег, и в некоторых местах пришлось пустить в ход топор, чтобы пройти самим и пронести инструменты.

Когда вышли к воде, мы увидели в конце озера, в чаще молодого ельника, избу. Низкая, черная, опиравшаяся углами на огромные валуны, она была похожа на старушку, зачерпнувшую воды и присевшую отдохнуть перед восхождением на гору.

— Что же ты, — спросил я проводника, — не знал?

Приземистый, светлоусый, он пожал плечами.

— А что с того? Сумасшедший старик!

— Все-таки жилье, — сказал я.

— Недоброе жилье, — помолчав, заметил проводник. — Наши боятся, беда приключиться может.

— Ерунда!

Проводник недоуменно приподнял брови, пожал плечами, словно снимая с себя всякую ответственность, и молча отошел, а я, обрадованный предстоящей встречей и подогретый таинственным предостережением, решил поселиться в избушке. На следующий день пришел к избе, распахнул черную дверь и увидел старика, неспешно набивавшего патроны для ружья. Он не ответил на мое приветствие, даже не повернул головы. Я подошел, сел рядом и, закурив, сказал, что надоело жить в палатках, что пришел проситься на постой и ценой не поскуплюсь. На очень короткий миг рука старика задержалась в воздухе, он искоса, краем глаза, взглянул на меня и снова погрузился в свое занятие. Только когда я встал и направился к двери, он вдруг заговорил, заговорил так неожиданно, что я вздрогнул: