Гюнтер Продель - Искатель. 1964. Выпуск №5

— Зорянка, — ответил Мазур.

— И здесь поют птицы…

— Петром меня зовут, — сказал Мазур.

— Сеня. Семен.

Они остановились все четверо. Повернулись лицами вкруг.

— Ричард.

Это сказал совсем молодой парнишка. Едва ли дотянуло ему до семнадцати.

— Англичанин? — спросил его пожилой.

— Из Велева, — ответил парнишка.

— Дура твоя мама, — сказал пожилой. Даже борода была у него совсем седая.

— Мама говорила, что это папа.

— А, — сказал седой, словно этот ответ удовлетворил его, — меня Иваном кличут.

— Надо первым делом, ребята, браслеты снять, — сказал Мазур.

Седой Иван пригляделся к Мазуру:

— Я тебя знаю — майор-танкист.

Уже можно было разглядеть лица. Оборванные до лохмотьев, вывалянные в грязи, заросшие, они походили один на другого.

— Идем разобьем браслеты. — И Мазур пошел к камням, которые выглядывали из-под хвои на крутом склоне. Остальные двинулись за ним.

Седой ворчал на ходу:

— Надо же умудриться! При наступлении в плен попасть.

Резко обернувшись, Мазур почти столкнулся с Иваном и почувствовал: до боли сдавили браслеты eгo запястья.

Ричард протиснулся между ними, спиной к Мазуру.

— Ты, седой, к нему не лезь.

— Видали мы таких храбрых, — усмехнулся стоявший рядом Семен. — Ты же, сука седая, капо сапоги чистил.

— Пошли вы к черту! — сказал седой. — Давайте браслеты снимать.

Они подошли к камням. Мазур опустился на колени и положил сцепленные сзади руки на острую грань скалы.

— Возьми, Ричард, булыгу, стань ко мне спиной и тюкай по браслету.

— Я ж руки тебе разобью.

Тогда Мазур сказал, чтобы Семен и Иван стали по бокам и корректировали удары.

Сталь на браслетах оказалась хорошей. Ричард с полчаса бил то по наручникам, то по рукам, прежде чем разбил оковы Мазура. Потом дело пошло быстрее.

Расковав руки, беглецы спустились к ручью. Они напились и вымылись.

Солнце разогнало облака. Наступал погожий день. Стало тепло.

Вместе с теплом пришла усталость. Только теперь сказалось напряжение ночного бега в темноте. Предательское сонливое безразличие сковало и Мазура. Даже есть не хотелось.

— Идите! — вдруг громко сказал Иван. — Оставьте меня и идите! Идите к черту! Скорее уходите отсюда! Сейчас сюда придут с собаками.

— Ночью был дождь. Собаки не смогут взять след, — ответил Мазур.

Ричард молча поднялся и вошел в ручей. Он стал рвать осоку и обламывать белые сочные стебли, где листья выходили в трубку. Он принес целую охапку:

— Давайте завтракать, товарищи.

Мазур взял белый стебель, сунул его за щеку безо всякого аппетита. Хотя они пили много воды и у ручья жара чувствовалась не так сильно, а лишь размаривала, расслабляла, во рту было сухо. Мазур не почувствовал в осоке никакого вкуса.

В кустах послышался шорох.

Беглецы окаменели. Усталость, сонливость как рукой сняло. Все четверо переглянулись и сжали в пальцах камни, приготовившись дорого отдать свою жизнь.

Ветви ивняка дрогнули. К ручью вышла лань, светло-желтая, словно песок под солнцем. Она втянула воздух нервно шевельнувшимися ноздрями. Фыркнула. Медленно и очень осторожно ушла. Только веточки еще несколько мгновений подрагивали.

— Пронесло, — тихо сказал седой.

Ему никто не ответил. Каждый потянулся к кучке белых стеблей осоки и стал медленно жевать. Только сейчас Мазур ощутил сладковатый вкус травы, островатый даже чуть-чуть и теперь напомнивший детство, тихие заводи реки за садами. И весь мир, окружавший до этой поры Мазура, как декорация, как цвет без запаха и вкуса, без звуков даже, наполнился, неожиданно и радостно, дыханием слабого ветра, тугим пошумом недалеких сосен и духом смолы, сыростью тенистых берегов.

Он заметил, что и его спутники точно ожили, глаза заблестели, движения стали увереннее.

— Идти, идти надо. Я обязательно дойду до России. Счет у меня на фашистов большой. Всю жизнь мстить, и детям останется, — заговорил седой. — Девочку они мою убили. И жену.

— Неуравновешенный вы человек, — сказал Ричард.

— Сопляк ты.

— Разговорчики! — сказал Мазур. — Слушайте. Днем мы сегодня отдыхаем…

— Нельзя! Нас же ищут!

— Прошу не перебивать. Ищут нас на восток от лагеря. А мы ушли на юго-запад. Ночью повернем на север.

Заметив, что седой едва сдерживается, Мазур поднял руку, требуя молчания.

— Мы обязательно пойдем сначала на север. Потом свернем на восток. Выйдем к границам Судетской области. Там начинается Чехословакия.

— А там не фашисты? — не выдержал седой.

— Там прежде всего чехи. Они помогут.

Мазур помолчал, ожидая, что кто-либо возразит, но даже Иван не стал спорить.

— Пойдем ночами. Днем — спим. Дисциплина армейская. Ясно? Что у тебя? — спросил Мазур, поймав тоскливый взгляд Ричарда.

— Может, нам все-таки уйти отсюда? Больно близко от лагеря. А?

— Нет, Ричард. Где гарантия, что через триста метров мы не натолкнемся на местного жителя? На собаку, которая поднимет шум? Движением мы только выдадим себя. И надо отдохнуть.

Они заползли в густые кусты ивняка, в холодок.

Мазур пытался заставить себя уснуть, но сна не было. И усталости тоже не было. Испуг, вздернувший их нервы во время появления лани, пересилил усталость. Мазур подумал даже, что появление лани очень хорошо. Она зашумела в кустах вовремя.

На поляне в лунном свете стояли странные сооружения. Свет луны был так ярок, что даже издали можно было разглядеть цвет соломы.

— Да это же ульи… — прошептал Мазур, стараясь унять дрожь.

С полчаса назад они переплыли неширокую реку. Вода в ней была еще довольно холодна, и они крепко простыли.

— С-собак вроде нет, — заметил Ричард.

Справа от поляны виднелся двухэтажный дом. Луна касалась краем его острого шпиля. Дом, наверное, был старый — весь из пристроек, переходов, полукруглых башенок.

— Собак немцы больше в комнатах держат. — ответил Семен на замечание Ричарда.

— Подождите, — предупредил Иван и осторожно двинулся к ульям. Он тенью скользнул по поляне и через минуту возвратился с сотами.

— Ук-кусят, — простучал зубами Ричард.

— Ночью пчелы спят, — ответил Иван с полным ртом.

Меду в сотах еще почти не было, жевали воск.

— Можно на разведку, майор? — спросил Ричард.

— Давай.

Ричард двинулся вокруг поляны, держась в тени деревьев. Пробирался он быстро и совсем бесшумно, будто растворился в свете и тенях лунной ночи.

— Понятно, почему его в разведчики взяли, — процедил Семен. — Знает дело.